Краткая биохроника

1978

      7 января – в больнице в возрасте 82-х лет умирает няня Ольга Денисовна Денисова, прожившая в семье Кутуевых-Валеевых 49 лет. Близкий родной человек. Похоронена в нижней части Арского кладбища Казани, выходящей на пойму реки Казанки – у семи лип.
      14 февраля – в коридоре Татарского книжного издательства на улице Баумана, 19 прозаик В.Монасыпов, пишущий сам на русском языке, незадолго перед тем взявший у Диаса Валеева рекомендацию для поступления в Союз писателей в присутствии редактора издательства В.Белокопытова и заведующего редакцией художественной литературы Ш.Галиева, стремясь, по-видимому, выслужиться перед последним, безапелляционно заявляет Валееву: «Ты предал татарскую нацию!» – В чем? – спрашивает писатель. – В том, что вывел татарскую драматургию на сцену десятков театров страны? «А-а, я плюю на это!..» Следуют оскорбления. Валеев хватает Монасыпова за горло, бросает на пол.
      Элементы травли, теперь встречающиеся и на бытовом уровне. Вечером разговор с женой. Откуда эта ненависть? За что? Этот вопрос будет возникать в его душе в течение всей жизни много раз.
      25 февраля – в архиве Диаса Валеева хранится письмо секретарю Татарского областного комитета. КПСС М.Ф.Валееву, копия направлена автором в партийную организацию Союза писателей ТАССР.
      Два акцента. Первый о возобновлении спектакля «Сквозь поражение»: «Спектакль, поставленный Пр.Исанбетом в 1975 году, во время сдачи вызвал ряд замечаний, которые можно было устранить за одну-две репетиции. Но руководством театра эти замечания были превращены в видимость запрета. Распространялось мнение, что, спектакль запрещен обкомом партии. До сих пор, несмотря на неоднократные напоминания, в частности, обкома партии, о необходимости восстановления спектакля, его возобновление под разными предлогами всячески оттягивается... Мне совершенно ясно, что и «Сквозь поражение», и «Диалоги» были взяты для постановки только для того, чтобы разными способами дискредитировать эти пьесы, задушить их (в случае с «Диалогами» помешать в какой-то мере московской постановке), и тем самым нанести удар по репутации автора, выведя его за пространство татарского театра в целом».
      Второй акцент в письме о расширении кампании травли за пределы театрального мира: «Продолжением той же цепи событий являются всякого рода недоразумения, которые претерпевают мои рукописи в редакции прозы Татарского книжного издательства. Я до сих пор не могу узнать, включена, ли моя рукопись в план выпуска книг 1979 года, проблематичен для меня и 1980 год... Сегодня я прихожу к выводу, что судьба рукописи была предрешена еще задолго до того, как я положил ее на стол заведующего редакцией прозы... Определенная группа людей делает все, чтобы изъять мое творчество и из театра, и из литературы... Эти люди самонадеянно взяли на себя право говорить от имени татарского народа, взяли на себя право и кого-то отрешать от него. Но позволительно спросить, кто дал им это право? Говорить о развитии национальной культуры и вместе с тем уничтожать какие-то отдельные ее проявления, пользуясь положением служебным и общественным, – все это весьма далеко от любви к нации».
      Была ли какая-то реакция на это письмо? Об этом ведает один Бог.
      17-22 марта – III Всероссийский фестиваль национальной драматургии и театра народов СССР в Ленинграде, I-е место, Диас Валеев – вновь лауреат фестиваля.
      Апрель – пишет рассказы «Портрет Дон-Жуана», «Все выше, выше». Май – наконец-то выходит в свет книга пьес «Суд совести». Она пробивалась к жизни в течение шести лет (1973-1978), и вот в руках сорокалетнего автора – тоненькая, в мягкой бумажной обложке, книга, которая не выдержит и одного прочтения. Три пьесы. Редактор книги М.Зарецкий гордится, что «зарезал» «Пророка и черта».
      16 мая – радиокомпозиция по ермоловским «Диалогам» на Всесоюзном радио.
      2 июня – вызов к секретарю Татарского обкома КПСС по идеологии М.Ф.Валееву. За столом – директор Татарского книжного издательства Г.Н.Шарафутдинов и председатель Правления Союза писателей ТАССР Г.А.Ахунов. Параллельный раунд борьбы за книгу прозы «По вечному кругу». Первой рецензией на рукопись была рецензия критика Р.Мустафина (осень 1977 года). Она носила положительный характер. Далее художественной редакцией издательства рукопись была отвергнута. Вот и теперь оба посетителя убеждают секретаря обкома в один голос, что рукопись повестей и рассказов Валеева «Вечные игры» это «порнография». Шум, споры. Валеев требует доказательств. Нужен третейский диагност в лице внутренних рецензентов Госкомиздата РСФСР. За Валеевым надо смотреть в три глаза. Друзья говорят писателю, что у Татиздата в Госкомиздате РСФСР есть «прикормленные люди», бороться бесполезно.
      6 июня – новый главный редактор Татарского книжного издательства В.Нуруллин, пытаясь вернуть автору рукопись, безапелляционно заявляет, что он должен со своими рукописями обращаться не в Таткнигоиздат, а в московские издательства, ибо пишет на русском языке. Разговор вполне официальный. В кабинете директора издательства Г.Шарафутдинова находится и заведующий редакцией художественной литературой Ш.Галиев. Никто из них не поправляет главного редактора.
      Июнь 1978 года – шумные громкие гастроли в Казани Московского драматического театра им.М.Н.Ермоловой. В репертуаре – два спектакля по пьесам Д.Валеева – «Дарю тебе жизнь» и «Диалоги». Многочисленные статьи в газетах. С валеевскими спектаклями театр выезжает в Набережные Челны, но там «Диалоги» запрещают к показу.
      В эти дни Диас Валеев совершенно точно устанавливает также, что его домашний телефон находится на «прослушке». Недреманное око следит за ним повсюду.
      Август-сентябрь – Министерство культуры РСФСР приглашает драматурга принять участие во Всеевропейском фестивале театров – снова в Югославии, в городе Дубровники. Валеев пытается оформить документы, и опять неудача. Опять технический сбой. До него, наконец, доходит мысль, что он – в списке «не выездных».
      Несколько лет назад он решил, что «быть овцой в туристическом стаде» для него неприемлемо и что поедет за границу только по приглашению. Писатель не представлял, что его просто не выпустят из страны. Бессилие и ярость.
      Октябрь 1978 года – силы торможения набирают обороты. 1 октября из Госкомиздата РСФСР в Казань поступает внутренняя рецензия В.Казакова на 15 страницах. Диагноз творчества Диаса Валеева у московского надсмотрщика тот же, что и у татиздатовских пинкертонов: порнография – «автор увлекся исследованием только плотской любви двух полов, при этом чаще несчастливой... Каждый из рассказов, каждая повесть воспринимаются как какие-то аномалии в любви». В другом месте: «Автора интересует не здоровая любовь, а ее анормальные отклонения.., не следует в таком виде представлять читателю эти рассказы и повести как учебник жизни».
      Но сокрушающего отзыва В.Казакова мало. В Таткнигоиздате решают добить писателя окончательно.
      9 октября помечено отрицательное заключение на рукопись книги заместителя главного редактора по русской литературе писателя Т.Журавлева. 24 октября – отрицательное редакторское заключение А.Бадюгиной. 26 октября – двусмысленное, ядовитое по характеру заключение редактора издательства М.Зарецкого.
      В эти дни Диас Валеев в качестве одного из руководителей семинара драматургов Краснодарского края, проходившего под эгидой московского журнала «Театральная жизнь» – в Геленджике на Черном море.
      В эти же дни – телеграмма главного режиссера драмтеатра из города Великие Луки В.Цветкова о премьере по пьесе «Пророк и черт»: «25 спектакль отменяется актера положили больницу Следующую дату сообщу Цветков». В другой телеграмме следующей датой было обозначено 2 ноября. Из Геленджика Валеев собирается поехать в Великие Луки, но, в виду осложнений в Казани, возвращается домой, в Казань.
      1 ноября 1978 года – в архиве сохранилось его заявление на четырех страницах на имя директора Татарского государственного издательства Г.Н.Шарафутдинова: «Уже не первый год в издательстве, которым Вы руководите, находится моя рукопись “Вечные игры”, и уже не первый год с ней идет бесконечная игра, сейчас уже дошедшая до последнего предела. Хочу выразить свое отношение к редакторскому заключению А.Бадюгиной и рецензии Т.Журавлева».
      Основной вывод Бадюгиной звучит так: «Герои Валеева воспринимаются как герои красивой фантастической сказки. А ведь наш читатель ждет от писателей совсем иной литературы – той, которая помогает им познавать жизнь реальных людей». Это тот криминал, на основании которого редактор считает издание книги невозможным. Криминалом, по ее мнению, является и то, что в своих рассказах я желаю «остановить прекрасное мгновение», что мои герои «свободные, раскованные люди». Прошу Вас, напомните редактору вверенного Вам издательства, что мы живем в социалистическом государстве, а не в Камбодже полпотовских времен. Такая забывчивость поразительна...
      Если целью так называемого редакторского заключения А.Бадюгиной является перечеркивание всего сборника, то целью рецензии Т.Журавлева – ставка на то, чтобы сделать из рукописи объемом 12 печатных листов брошюрку в 5 листов. Для этого рецензент выбрасывает из рукописи самые лучшие рассказы, кстати, значительные по количеству страниц, а замечания на рассказы, которые проходят его цензуру, направлены на то, чтобы в результате рекомендуемых им поправок сделать эти вещи не лучше, а хуже... К примеру «Портрету Дон-Жуана» рецензент вообще отказывает в праве на существование: «Это... не заинтересует нормального читателя». Рассказ опубликован в советской печати, прошел цензуру. Нуждается ли он в весьма специфической цензуре посредственного писателя Журавлева? Я отдаю предпочтение советским законам о печати, а не прихотям специально подобранного рецензента. То же относится и к повести «Прости, прости», опубликованной ранее в Москве. Замечания рецензента и здесь его личное, частное дело, а не закон...
      Полагаю, что подобные документы уже давно рецензируют не мою рукопись, а деятельность главного редактора издательства В.Нуруллина и заведующего художественной редакцией Ш.Галиева, под руководством которых в издательстве ведется планомерная, последовательная и методическая травля и ошельмовывание всего моего творчества... Фабрикация клеветнических, фальсификаторских документов, методы давления с использованием своего служебного положения на редакторов и рецензентов – с этими приемами я уже сталкивался в издательстве многократно...»
      2 ноября 1978 года – первая премьера в стране в Великих Луках по трагикомедии «Пророк и черт», но в связи с осложнением ситуации в Казани поездка Валеева туда раз за разом откладывается.
      Его приглашают на премьеры пьесы «Дарю тебе жизнь» в Магнитогорск и Ворошиловград, он не может поехать. Его пригласят позже на премьеру трагедийной хроники «1887» в Южно-Сахалинск, на премьеру драмы «Ищу человека» в Комсомольск-на Амуре и Махачкалу, на первую постановку в СССР трагедии «День Икс» в далекий Термез, – и всякий раз по каким-то причинам (часто из-за неспокойной обстановки в Казани) он не может выбраться туда. Он считал тогда, несмотря на вал негатива, захлестывающий его, что подобные приглашения на премьеру будут возникать и впредь, ибо он пришел в театр страны надолго, если не навсегда. Мир людей, однако, жесток, несправедлив, полон равнодушия, и позже Диас Валеев будет жалеть, что не посмотрел «Пророка» в Великих Луках и других пьес в других городах.
      27 ноября 1978 года – он пишет письмо в Госкомиздат РСФСР главному редактору Б.А.Филеву: «...Рецензент Госкомиздата В.Казаков приписывает мне взгляды, которые я не могу разделить (скажем, «устами героя» я пытаюсь, оказывается, «обосновать право человека, на общественный анархизм»), либо делает из меня «проповедника вселенской надклассовой любви», «бездуховности», «плотского начала»... Да, тематически все рассказы и повести, составляющие книгу, посвящены любви, обыкновенной человеческой любви, – не теме труда и рабочего класса, не проблемам нравственности в современной деловой жизни, – любви, составляющей основу человеческих взаимоотношений. И потому, защищая рассказы, я защищаю все то дорогое, без чего с моей точки зрения невозможна и немыслима жизнь...
      Меня, как художника, интересует человек не минималист, а максималист. Человек, идущий до конца в своей борьбе, не заполняющий своей жизнью поры действительности, а посредством своей жизни, даже бросая ее в крутые виражи, формирующий действительность (не формируемый средой или обстоятельствами, а формующий их). Таковы мои программные взгляды на литературу. Таковы герои моих пьес: «Охоты к умножению», «Дарю тебе жизнь», «Диалогов», «Пророка и черта» и др. Об этом писала, в частности, критика, анализируя мои вещи – в «Литгазете» и «Лит.России», «Правде», в журналах «Театральная жизнь», «Театр», «Литературное обозрение», «Коммунист». Об этом я и сам писал неоднократно – в «Театре», «Театральной жизни», «Огнях Казани» и других изданиях. Это моя авторская и гражданская позиция. И поэтому и в этой книге – о любви, книге лирической – я тоже пишу любовь не как чувство, на которое влияют обстоятельства, которое гаснет с годами, а как вечное состояние души человека, как чувство, которое он проносит сквозь всю жизнь, несмотря на ход времени, на прозу повседневного быта, на смерть, на войны, несмотря ни на что. Кто-то может назвать такое состояние «патологией» или «мистикой». Для кого-то это явная «аномалия». Я же полагаю, что жизнь человека, его бытие настолько удивительны и фантастичны, что аномалии, подобные аномалии любви, аномалии подвига, есть то, чего жаждет сам человек, есть глубинное явление его духа. И об этом, наверное, моя книга – о вечных играх жизни, о надежде преодолеть невозможное. Об этом я и пишу – преодолении человеком невозможного в самом себе и во вне. Писал, пишу и буду писать до тех пор, пока смерть не уберет меня.
      Сознательная же, преднамеренная фальсификация всего того, что составляет суть твоих принципов, суть твоего отношения к жизни, естественно, вызывает гнев и возмущение...
      Меня поражает, как может В.Казаков так легко, так удивительно бездарно разменивать авторитет организации, которая решила временно воспользоваться его услугами в качестве эксперта-рецензента? Или он считает, что писатель – существо бесправное и бессловесное, и никому до истины не будет дела, и поэтому можно спокойно превращать белое в черное и наоборот? Между тем на местах подобная рецензия воспринимается уже не как рецензия некоего неизвестного Казакова, а как мнение Госкомиздата РСФСР, мнение Москвы. Полагаю, Госкомиздат РСФСР вовсе не заинтересован, чтобы на местах от его имени размахивали как победным флагом подобным документом, поразительно бездарная и фальсификаторская сущность которого проявлена буквально на каждой его странице… Полагаю также, что рецензия В.Казакова должна быть аннулирована как от начала до конца заказной и клеветнический документ...».
      Декабрь – на традиционном ежегодном российском семинаре драматургов в подмосковной Рузе. Отдых от казанских баталий, бесконечные разговоры со своими коллегами из разных концов страны. Новая попытка завершения трагедийной хроники «День Икс» и новые тупики. Возникновение еще одного замысла.
      11 декабря 1978 года – Валеев составляет заявку на имя начальника Управления театров Министерства культуры РСФСР В.П.Демина и главного редактора репертуарно-редакционной коллегии И.П.Скачкова: «Прошу принять на госзаказ пьесу под условным названием “Роза ветров”. Место и время действия – Россия, 1887 год». Пьеса о подпольщиках и террористах конца XIX века. Позднее она получит название «1887».
      Это уже третья заявленная Валеевым пьеса, за которую он получит аванс. Позже министерские кредиторы начнут приставать к нему с требованиями, вернуть полученные деньги, либо немедленно представить ту или иную пьесу.