20. «Не материальные силы, не деньги, не меч...»

      Представляю себе первого пророка, который когда-то указал на ветер и сказал: «Это Бог», который указал на воду и сказал: «Это Бог». Перед древними богами у человека не было страха. Они жили в то время на земле. Юпитер восседал не где-нибудь на небе, а на соседнем пригорке. Воображаемое сожительство богов и людей побудило египтян даже начать свою историю с эпохи богов — времени, когда боги жили вместе с людьми.
      Но почему боги покинули землю и поднялись на небо? Почему они стали невидимы? Когда и почему перестали шутить, распевать песни, ласкать сладкокожих гетер? С возмужанием, более широким, чем прежде, охватом жизни постепенно возникала более сложная и отвлеченная связь человека с Верховным сознанием.
      Ясновидцы, прозревшие мировое сознание в душе своей и запечатлевшие его огненным словом в книгах Вед и Упанишад, в Библиях и Коранах, были в первую очередь художниками. Дар религиозного творчества или реформаторства — это изначально художественный дар, его чрезвычайно редкая и особая разновидность. Все мировые религии возникали вначале в головах одиночек.
      Как к обыкновенному смертному, выросшему в мире людей, приходит вдруг идея троицы брахманизма — Брахмы, Вишну, Шивы? Каким образом через несколько веков к другому обыкновенному человеку по имени Сиддхартха, или Будда (просветленный), пришла мысль отрицания Бога-Отца, неприятия религии Вед и спасения через нравственное усовершенствование, погружение в Нирвану?
      Вот самое первое пророчество Мухаммеда. Перед кем он пророчествует, боясь еще даже звука собственных слов? Перед своей женой Хадиджой, или Хадичой. Только ей одной он может довериться.
      — Не знаю, Хадича, правда ли то, что я видел и слышал ночью на горе, верно ли, что я пророк, которому велено осуществить преобразование? Может быть, это было просто видение, обман чувств? Или, хуже того, болезнь, чары злого духа?
      — Нет,— воскликнула Хадича, глубоко почитавшая своего молодого мужа.— Клянусь именем того, в чьих руках находится моя душа, с этих пор я буду считать тебя пророком нашего народа!
      И клятва Хадичи была на первых порах единственным обоснованием, подтверждающим пророческий дар Мухаммеда. Чрезвычайно любопытен этот самый ранний, самый начальный миг возникновения на Земле могущественной религии. Мы видим, как сначала в сознании одного человека, Мухаммеда Абдаллаха из Мекки, торговца, руководителя караванов, а затем другого человека — первой верующей в Аллаха, жены Мухаммеда Хадичи, или Хадиджи, рождаются представления о еще одном макробоге человечества — Аллахе Всевышнем и Едином.
      Может быть, в таком же сложном положении, в каком некогда пребывал Мухаммед, нахожусь теперь и я?
      Дар пророчества открылся во мне внезапно. Года через два-три постепенно стало ясно, что пророчества исполняются с удивительной точностью. Как-то, листая случайно подвернувшуюся книгу о Мухаммеде, я вдруг прочел, что у Мухаммеда на спине между лопатками однажды появилось родимое пятно величиной с куриное яйцо. По древним поверьям, это была примета, указывающая на то, что носитель подобного знака наделен пророческим даром. Читая это, я вздрогнул. И у меня на спине между лопатками — одновременно с прорезавшимся или павшим неизвестно откуда даром наития — появились аналогичные знаки: то ли родимые пятна, или пятна пигментации, то ли синяки, которые никогда не сходят с тела. Врачи разных специальностей, которым я показывал свой знак, не могли сказать ничего вразумительного.
      И я обращаюсь к тебе, внимающему моей проповеди, к тебе ищущему, к тебе, сомневающемуся. Скажи, как поступить человеку, вдруг ощутившему телесную и духовную близость, свое кровное родство с древними пророками? Мне самому неведомо, откуда возникло наитие, что пришел час религии универсализма, учения о Супербоге, или Боге для всех,— белых и черных, красных и желтых, Боге деревьев, злаков, собак и зверей, камней и звезд, атомов и элементарных частиц? Оно выросло в душе естественным путем и заполнило ее всю. Представление о Боге, еще более отвлеченном, еще более непостижимом и запредельном, снизошло откуда-то как сон, как откровение, и что мне, обыкновенному смертному, такому же, как миллиарды прочих, до предела уставшему и в общем-то больному человеку, делать теперь с этим знанием? С этой тайной, отпущенной или дарованной мне скорее не в радость, а в наказание?
      Представь, сомневающийся, что ты впервые в мире —не Сиддхартха, не Заратустра, не Моисей, не Иисус, не Мухаммед, не Баха-Улла, а именно ты произносишь перед людьми, верующими в других идолов или богов, форму верований, которая станет потом формулой верований десятков и сотен миллионов людей. Представь, что ты впервые в мире произносишь: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — раб Его и посланник Его». И что ты осмеливаешься говорить это именно о себе. Ты говоришь: «Свидетельствую: нет бога, кроме Аллаха единого, у Него нет товарища. Ему принадлежит царство и Ему — слава. Он оживляет и умерщвляет... И Он — живой, не умирает. В руке Его благо, и Он всемогущ, а я — посланник Его, посол Его!», а в ответ — поношения, плевки, угрозы избиения или убийства. Ты продолжаешь говорить, убеждать, а в ответ крики: «Если ты посланник Всевышнего, заставь немого говорить, глухого слышать, слепого видеть, мертвого воскреснуть! Заставь высохшую реку наполниться водой! Заставь вот этого паралитика двигаться и произнести тебе слова благодарности у нас на глазах! Заставь!»
      Только теперь я понимаю, какой невероятной внутренней силой должны были обладать Сиддхартха или тот же Мухаммед, чтобы произнести вслух формулу своих религиозных верований, абсолютно новую для тогдашнего мира.
      И я тоже иду к своей жене. А к кому мне еще обратиться?
      — Слушай, Дина,— говорю я ей,— во мне родилась мысль, что пришел час новой универсальной религии. Первый росток проклюнулся давно. Но сейчас этот росток превратился в цветок. Пришло ощущение близящегося конца всех старых богов, богов для отдельных наций и рас, и необходимости нового Бога, единого и для человека, и для природы. Кто объединит всех несчастных людей, погрязших в жестокости и взаимном истреблении? Кто скажет им: вот единственный путь, который ведет нас к спасению, а те пути, по которым идете ныне вы, гибельны?
      — И это хочешь сказать ты?
      — Я всего лишь рядовой регистратор сигналов. Их мог услышать любой, услышал я. Я тот, в ком вырос цветок новой веры и нового знания. В ком он уже распустился. Так скажи, что мне делать? Утаить от всех понятое, познанное, услышанное или довести его до людей?
      — Но ты же не сможешь молчать. Тайна, которую станешь носить в себе, будет распирать тебя.
      — Если останусь жив, то молчать не смогу. Но я уже слышу рев толпы, крики ненависти.
      — Но разве бичи ненависти не хлестали тебя и раньше? Разве они не хлещут тебя постоянно?
      Действительно, что я теряю? И я говорю: было время, когда на земле царствовали политеизм, многобожие. Это эпоха I Великой символической культуры, протянувшаяся в промежутке от 80 до 36 тысяч лет до н.э. Реликты идеологии многобожия сохранились и в последующие эпохи. В рудиментарном состоянии она дошла и до нынешних дней, но лоно ее рождения — там, в далекой древности. По существу, перед нами предстала тогда как бы первая ипостась Бога — в виде института микробожия.
      Потом, в эпохи II и III Великих символических культур, настало время, когда из этого политеистического, многобожного «фона» начали выделяться боги регионального плана: у древнеиндийских племен — Брахма, Шива, Вишну, аватара или земные воплощения последнего Рама, Кришна, у древних персидских племен боги света и тьмы Ормузд и Ариман, у древнееврейских племен — единый Бог Яхве, у индусов же — очередная аватара Вишну, «исполняющий обязанности Бога» Будда. Чуть позже, уже в рамках III Великой символической культуры, пришло в Палестине время рождения Бога-Отца, Бога-Сына, Бога-Святого Духа и последнего из богов регионального значения — Аллаха, родившегося в сознании арабов Западной Аравии.
      Всем им поклонялись и поклоняются в разных частях человечества. Однако мы видим: продолжительность бытия этих секторальных, или региональных, богов, хотя и насчитывает тысячи лет, но все же имеет определенный и достаточно ограниченный во времени срок. По сути, перед нами вторая ипостась Бога — макробоги. Приходит, естественно, свой час и им.
      Полоса Великого Нуля, когда на огромных пространствах Земли царствовал атеизм, являла собой необходимую очистительную паузу перед принятием человеческой расой нового Бога. Это было нечто вроде медицинской клизмы, очистившей более или менее организм человечества и его дух от накопившихся шлаков.
      И вот третья ипостась Бога — Мегабог, Бог для всех, или Божественный Абсолют, представления о котором закономерно возникают у человечества в эпоху IV Великой символической культуры, начало которой условно пролегает с порубежья между XIX и XX столетиями нашей эры.
      Любая материальная структура, наделенная свойством сознания в неизмеримо больших степенях, нежели человеческое «я», является для нас Богом. И следует представить целую цепь таких материально-божественных структур или богоподобных реальностей, уходящих по дуге бесконечности к некоему идеалу Абсолюта, т.е. Мегабог, или Божественный Абсолют, являет собой Бога в энной степени. Это Бог еще более отвлеченный, еще более абстрактный, еще более непредставимый и невыразимый, нежели региональные макробоги. И одновременно гораздо более реальный, чем они. Он плод уже не только веры, но и знания. И он столь же природен, сколь и фиктивен. Столько же определенен, сколько и неуловим. И эта последняя предельная ипостась Бога, ясно воспринимаемая лишь мегасознанием человека, предстает перед нами, естественно, в своем высшем статусе — в ранге Сверхбога.
      Мы переживаем ныне лишь начальный миг возникновения в нашем мышлении идеи принятия для всей человеческой расы этой последней колоссальной ипостаси единого Бога.
      В прошлом веке первое слово о нем было сказано Бабом и Баха-Уллой в Иране, Шри Рамакришной и Свами Вивеканандой в Индии. Но это были лишь первые дуновения, первый слабый, почти не слышимый никем звук, первые пророчества о Нем, произнесенные едва ли не шепотом. И вот в конце II — начале III тысячелетий слово о будущей единой религии человечества произносится на земле Татарстана.
      Слово сказано, и у него начинается своя жизнь. Последствия этого выявятся не сразу, не скоро, но ощутимо и лавинообразно. Вспомним, что писал в свое время Достоевский о непредставимой силе идей: «Торжествуют не миллионы людей и не материальные силы... не деньги, не меч, не могущество, а незаметная вначале мысль, и часто какого-нибудь, по-видимому, ничтожнейшего из людей». Вот эта колоссальная сила мысли о новом Боге уже начала свою незаметную работу вечного неутомимого крота.
      Что впереди? Примерно то же, что было, когда десятки тысяч лет назад рождалась политеистическая, или многобожная, система мироздания, возникали капища, святилища. Шаманство, ведовство, язычество все плотнее пронизывали быт людей, проникали в их трудовые процессы, одухотворяли фольклор, ремесла, искусство. Десятки тысяч лет ушло на работу по овеществлению, воплощению идей микробожия.
      Не менее сложным по рисунку и длительным эволюционным процессом явилось возникновение религиозно-бытийных форм жизни на фундаменте идей макробожия. В течение столетий и даже тысячелетий здесь тоже возникали обряды, ритуалы, обычаи, воздвигались молельные храмы. Теснейшим связям с макробожествами, олицетворявшими собой религии регионального порядка, было обязано развитие искусства. И вот также в течение столетий будет постепенно складываться идеология мегабожия, культ Божественного Абсолюта. И здесь, вероятно, появятся свои ритуалы, обряды, система поощрений и запретов, возникнет слой жрецов-священников, родится своя литургия. Искусство будущего также в значительной степени станет обязано своим развитием духовным связям с Божественным Абсолютом.
      Новая мегарелигия не станет разрушать старые храмы; напротив, отнесется к ним с уважением. Вначале религия Сверхбога будет существовать как бедная падчерица, значительно уступая былым мировым религиям во влиянии и силе, затем расцветет, как юная красавица, а потом превратится в зрелую женщину-мать, неотразимая красота которой поразит каждого мыслящего и чувствующего человека.
      Мы же, люди нынешнего дня,— вестники, посланники будущего, люди, услышавшие голос Сверхбога сегодня. Новый духовный Храм универсальная религия воздвигнет, взрастит сначала в душах людей, в сознании миллионов, и лишь потом поставит его на земле. И это произойдет незаметно, постепенно.
      Сегодня уже происходит рождение нового Бога в нашем сознании. Каждый из тех, до кого дошел внутренний смысл моих проповедей, становится носителем нового знания. Сегодня к нам приходит понимание, что Бог — это не нечто, стоящее над миром, и не нечто, породившее и порождающее его. И не пустой фантом. Бог —это свойство мира, неотъемлемое, органичное, фундаментальное и от века данное. Но и Антибог такое же фундаментальное свойство мироздания. А посему человек есть существо в расе духовных существ, которому оба эти свойства присущи, и он, с одной стороны, бого-, а с другой, дьяволоподобен. Выбор, кому служить, под чье знамя встать,— за человеком. Религия Сверхбога предоставляет человеку пути служения высшим духовным ценностям.
      Грандиозные перспективы открывает нам идея нового Бога, которую мы примем. Которую вынуждены будем принять, если захотим выжить. Которую принимаем сегодня.

16.01.1993..