Великие стили, или Человек, обозрение Целого

      Читаю в «Литературной газете» запись беседы русского прозаика Сергея Залыгина с португальским писателем Марио Вентурой.
      Предмет совместных размышлений — судьба литературы в XX веке, те перемены, которые наблюдаются в формах и способах общения между читателем и писателем, в художественных средствах искусств, подвергшихся коренной ломке и мировоззренческо-стилистической переналадке.
      «С.3. Порой мне кажется, что в современной литературе реалистические произведения занимают все меньше места, их вытесняют фантастика, ассоциация, условность или же документализм. Как вы думаете?
      М.В. Конечно, реализм, каким его знали в XIX веке, претерпел определенную эволюцию. Он вобрал в себя кое-что от романтизма, от натурализма и даже какие-то элементы формализма, родившегося в нашем веке. Однако я считаю, что публике, как и прежде, нравится, когда ей рассказывают ту или иную историю. Она испытывает необходимость в том, чтобы рассказчик строил свое повествование в прежнем духе и стиле. Именно поэтому различные экспериментальные формы, возникавшие за последние двадцать-тридцать лет, оказались недолговечными.
      С.3. А все-таки, возможен ли в современной литературе талант масштаба Толстого? То есть, я имею в виду, возможно ли повторение реалистической манеры Толстого? Можно, наверное, так же охватывать события и с такой же глубиной, но стоит ли переносить толстовский реализм в наши дни?».
      Конечно, я сжимаю, сокращаю этот диалог, освобождаю его от излишних подробностей. Чувствуется, что Залыгина не удовлетворяют ответы Вентуры, и он снова и снова возвращается к тому, что его особенно волнует.
      «С.3. И все же... Нет ли у вас ощущения, что реализм в общем-то только эпизод в истории литературы и искусства? До реализма была мифология, была, если хотите, фантазия того времени, и сейчас вновь наступает эпоха фантазии, но уже другой — нашего времени. Для древних действительность была настолько непостижима сама по себе, что они могли выразить ее лишь через условность, через миф. Для нас она тоже настолько усложнена и разнообразна, что и мы вводим в свое творчество мифы, условности, алгебраические формулы величин, а не сами величины и факты.
      М.В. Не думаю, что реализм всего лишь эпизод. Задача писателя, за какую бы тему он ни брался,— рассказать о своем времени, постараться передать действительность, которая окружает его самого и его читателей. Мне кажется очевидным, что делать это лучше в реалистической форме.
      С.3. Еще сто лет назад и даже, быть может, полвека назад жизнь на нашей планете представлялась человеку, по существу, вечной. И у писателей прошлого мы все время улавливаем протяженность жизни, которая ждет людей в грядущих поколениях. Пожалуй, самая серьезная реальность нашего времени, которая не может не отражаться в мышлении любого из нас, заключается в том, что мы такого предчувствия лишены. Возвращаясь к предмету нашего разговора,— не отсюда ли возникает и условность повествования, не от того ли, что реалистически эту новую реальность трудно себе представить и передать?
      М.В. Нет ощущения покоя?
      С.3. Достоевский или Толстой представляли себе людей следующих поколений приблизительно такими же, какими были они сами. Мы же представить себе людей через три-четыре поколения уже не в состоянии. Кто они и какими они будут? Воздействуя на сегодняшних читателей, воспитывая их так или иначе, мы совершенно не можем ручаться за то, какая жизнь возникнет через два-три поколения».
      Да, что-то происходит в действительности конца II —начала III тысячелетий, идут какие-то перемены, какие-то сложные процессы, требующие осмысления, но порой не поддающиеся этому осмыслению, и два писателя, два практика искусства отчасти в недоумении, отчасти в растерянности. Чем объяснить появление такого художественного приема, как условность, как понять тяготение художников к мифу? Возникают различные экспериментальные формы — что стоит за этим явлением?
      В мире много случайностей, но каждая из них находится в поле влияния каких-то общих закономерностей. Меняются язык искусства, язык и формы человеческого мышления. В чем причины этих изменений? Кажущийся это процесс или необходимый и объективный?
      «С.3. Скажем, необходимость в детализации... Есть сейчас нужда в предметности? Стоит ли говорить о чашке и ложке, о том, как они выглядят и где лежат, если представить себе, что через сорок-пятьдесят лет вся окружающая обстановка изменится — даже без войны — неузнаваемым образом?
      М.В. Если всерьез, то я думаю, что реализм все решительнее склоняется к великому очищению своего метода. Ко все большей и большей простоте рассказа. Я думаю, реалистический метод не сводится к числу деталей, подчеркнутая детализация скорее свойственна натурализму. Очевидно, писателю не нужно сегодня подробно описывать, как герой выходит из дома, как он идет по улице, как приходит на работу. Но отказ от детализации вовсе не означает отхода от реализма. Это к вопросу о чашке и ложке. Есть ли сегодня альтернатива реализму? Не знаю. Писатель-посредник, он осуществляет связь между людьми и действительностью...
      С.3. Сам я убежденный реалист, и все, что я говорю сейчас, говорю, конечно, не ради того, чтобы ниспровергнуть реализм. Наоборот, мне бы хотелось по мере своих сил его утвердить, вот я и тревожусь за него. Но если бы меня попросили назвать два главных направления в мировой литературе, я бы ответил: мифология и реализм. Какие бы изменения ни претерпевало искусство в дальнейшем, важна прежде всего перспектива...».
      Я с большим вниманием вчитывался в этот диалог двух писателей. Вопросы, поднимаемые ими, занимали и меня. Но чтобы понять современное состояние жизни, в частности искусства, тенденции и пути их дальнейшего развития, мне кажется, надо пойти от истоков — окинуть взглядом всю огромную протяженную на тысячелетия линию мирового развития.
      Действительно, если бы попробовать взглянуть на вопрос стиля мышления и действования микро-, макро- и мегачеловека, проявляющихся в художественной, научной, государственно-экономической деятельности, не только с точки зрения каких-то проблем XX или XXI веков, а опираясь на все огромное временное пространство развития мирового человека — тут, кстати, мал масштаб и нескольких веков, нужно взять десятки тысяч лет. И сегодняшнему сознанию здесь могут предстать разнообразные свидетельства творческой деятельности человечества, производимой им на всех континентах земли и подчиняющейся определенным закономерностям. Понять общий характер этих закономерностей — значит понять все, между прочим, и в современной жизни — жизни ХХ—ХХI столетий.
      Жаль, что в истории, в том числе истории искусства, отсутствует до сих пор необходимое понятие ритма.
      Важнейшее свойство материи, один из кардинальных принципов ее организации — ритмичность распределения работы и энергии.
      Мы сталкиваемся с ритмом постоянно: сердечный пульс и ритмика дыхания. Ритмичные взмахи крыльев птиц и движения плавников рыб. Волны жизни и смерти. Ритм проявляется на всех уровнях организации вещества.
      Суточный период физиологических функций, в основном обусловленный обращением Земли вокруг своей оси, чередованием света и тьмы, дня и ночи,— один из основных и наиболее значимый для человека. Существует околомесячный ритм, связанный уже с оборотом Солнца вокруг своей оси. Крупные циклы порядка в двадцать семь суток обнаружены у самых различных организмов.
      Механизм образования и действия подобной ритмики, конечно, сложен, но в принципе он сводится к синхронизации в процессе эволюции жизненных явлений с геофизическими процессами, которые в свою очередь связаны с космическими ритмами. Существует целая иерархия циклов космического и сугубо земного происхождения, состоящих друг с другом в сложных прямых и обратных взаимосвязях и отношениях. Все они прямо или косвенно влияют и на биосферу, имеющую также свои, только ей присущие закономерности.
      В качестве примера можно указать на крупные геологические периоды длительностью до пятисот миллионов лет, выделяемые геологической наукой. Внутри этих периодов обнаруживаются геологические, климатические и биосферные циклы самого различного порядка, взаимосвязанные между собой и с ритмами Вселенной и составляющие, как считают ученые, какую-то кратную часть космического года — периода обращения Солнечной системы вокруг центра Галактики. На основании подробных расчетов здесь выделяются даже так называемые «волны жизни», связанные с космическими и климато-геологическими ритмами в истории Земли.
      В результате анализа спектров колебаний многих природных, в том числе биологических, процессов установлено, что их изменения во времени представляют сумму гармонических колебаний с определенными амплитудами и фазами, где последние подчиняются следующему соотношению: