Штрихи к портрету обитателя макромира,
или Второй вариант жизни

4

«Больше всего я люблю читать про восстания...»

      И Гостхоржевич, и Верещагин — люди, добившиеся многого, но все-таки хорошо известные... лишь в «узком кругу» (есть такая классификация).
      А что если проанализировать еще социальное поведение двух-трех фигур, хорошо известных и самому «широкому кругу» людей, попытаться применить к ним мою «теорию» о трех типах личности?
      Мне кажется, людей, полновесно представляющих собой тип макрочеловека, на земле достаточно. Я бы хотел остановиться на именах людей, к жизни которых питал в свое время большой интерес. В этом случае, конечно, невозможно похвастаться личными наблюдениями, но здесь как раз это и неважно. Биографии этих людей, их политические решения, их выступления, речи, статьи у нас на руках. И в общем-то принадлежат нам, как часть истории.
      Только надо, пожалуй, помнить одно: тип классового, национального, условно говоря, «группового» человека —тип сложный. Направленность его деятельности вовне различна. Его дух всегда спаян с эпохой, он — неразрывное целое с ней. Но неразрывное целое либо с консервативными тенденциями ее, либо с прогрессивными, позитивными. Последние моменты всегда важно иметь в виду. Разные люди могут представлять один человеческий тип, типологически находиться в одном ряду, но, питаемые различной — классовой, национальной, идеологической, религиозной или политической — стихией, они, как правило, оказываются по разные стороны баррикад. Если цели в макромире противоречат глубинным социальным веяниям времени или уводят от него в сторону, каким-то образом тормозят общее движение человечества, то, какими бы способностями и талантом ни наградила человека макромира природа, он в этом случае объективно будет данником прошлого. В том же случае, если цели макромира, к которому принадлежит конкретный человек, совпадают с глобальным, общим движением эпохи, налицо тенденция позитивная, и человек этого типа объективно будет работать на будущее. Интересы его макромира, ценности, которые он отстаивает вместе со своей «группой», в этом случае нисколько не противоречат интересам и ценностям всего остального мегамира, т.е. интересам человечества в целом. И его деятельность счастливо совпадает с позитивными тенденциями эпохи.
      Таким образом, о классовой, национальной, политической принадлежности этого типа человека нельзя забывать ни в коем случае. Здесь, пожалуй, уместно снова вспомнить известную мысль К.Маркса о том, что сущность человека в своей действительности — «совокупность всех общественных отношений». Рассматриваемый человек — человек до предела общественный, до предела политизированный. И только чувствуя и зная его внутреннюю природу, его полную обусловленность внешним, социальным миром, можно понять такого человека до конца.
      А поняв его, кстати, можно многое объяснить в его действиях как политика и найти место его политики в целом в истории...
      Да, больше всего этот человек, за действиями которого мы сейчас внимательно понаблюдаем, любил в молодости читать о людях, бросающих вызов времени.
      В 1893 году в одной из бесчисленных деревень на юге Китая в семье торговца родился мальчик. Опущу второстепенные детали. Вот ему уже семнадцать лет, и он вновь поступает в школу, которую по настоянию отца бросил несколько лет назад. Известный китайский писатель Эми Сяо вспоминал о своей встрече с ним в школьные годы: «...Мы рассказали друг другу, какие книги читали... Тайком от отца и учителя ему удалось прочитать много старинных китайских романов: «Путешествие на запад», «История трех царств», «Пират», «Жизнь героя Юэ Фэй», «Шо Тан». Он начал мне рассказывать содержание этих романов (приключения их героев так захватили меня, что впоследствии я разыскал эти книги и прочел их). Но и я знал несколько романов, которых не читал Мао. В свою очередь я принялся рассказывать их своему новому другу. Мао сказал, выслушав:
      — Это хорошо, только больше всего я люблю читать про восстания.
      Звонок. Надо идти в школу готовить уроки. Держась за руки, мы пошли вместе к воротам. Мао заметил, что в руках у меня книга.
      — Что это у тебя?
      — Биографии великих людей мира.
      — Дай почитать,— попросил Мао. Через несколько дней он вежливо и виновато вернул мне книгу.
      — Извини, пожалуйста, я запачкал страницы.
      Я открыл книгу и увидел, что вся книга исчерчена значками и испещрена отметками, сделанными черной тушью. Особенно пострадали страницы, на которых шла речь о Наполеоне, Петре Великом, Веллингтоне, Вашингтоне... Мао сказал мне:
      — И Китай должен бы иметь таких людей. Нужно, чтобы страна была богатая и чтобы у нее была сильная армия. Только тогда с нами не повторится то, что случилось с Индокитаем, Кореей, Формозой (остров Тайвань.— Ред.)»*.

      * Здесь и далее цит. по кн., Бурлацкий Ф. Мао Цзедун. - М., 1976.

      Это воспоминание о Мао Цзэдуне было написано Эми Сяо уже задним числом, много лет спустя, но не думаю, чтобы оно было целиком придумано. Из воспоминаний возникает любопытный образ. О чем думает обычно человек в семнадцать лет? Да часто о том, что не выходит за пределы бытового окружения. О каких-нибудь школьных пустяках. О своих приятелях, о девочках. Здесь же молодой человек думает о своей стране и ее будущем. И, быть может, впервые примеряет себя к великой роли. Почему я все же верю Эми Сяо? Потому что идея национального величия Китая (и своего собственного), впервые им здесь заявленная, не была для этого человека случайной. Впоследствии он будет руководствоваться ею в течение всей своей жизни.
      Прошло шесть лет после разговора с товарищем в школьном дворе. В Китае за это время прокатилась волна крестьянских восстаний, пала цинская империя, чрезвычайно много событий произошло не только в мире и в стране, но и в жизни нашего героя. Но изменились ли его идеи?
      В апреле 1917 года в журнале «Новая молодежь» двадцатитрехлетний студент педагогического училища из -города Чанша в своей первой статье публично объявляет миру о своих взглядах: «Наша нация имеет недостаточно физических сил. Боевой дух не пробужден. Физическое состояние населения ежедневно ухудшается. Это чрезвычайно опасное явление. Если так будет продолжаться, мы будем постепенно слабеть. Достичь наших целей, заставить другие народы ощутить наше влияние — это лишь нечто внешнее, необходимые результаты. Внутренняя же основа всего — это развитие наших физических сил.
      Если наше тело недостаточно сильно, мы испугаемся, как только завидим вражеских солдат. Как же тогда мы добьемся наших целей и заставим себя уважать?»
      Что бросается здесь в глаза? Статья вроде бы посвящена незначительному частному вопросу — развитии физической культуры, но, оказывается, накачивать мускулы необходимо не здоровья ради, а в политических целях, дабы каждый был готов стать полноценным бойцом за великий Китай.
      Мышление человека макромира (это видно на примере персонажа наших размышлений), как правило, достаточно масштабно, во всяком случае, социально. Привкус «социальности», конечно, у каждого макрочеловека свой, идущий от того макромира, в котором он живет. Свой привкус — националистического толка — имеет и мышление молодого Мао Цзэдуна.
      Потом этот человек возглавит Коммунистическую партию Китая, станет руководителем одного из крупнейших в мире государств с восьмисотмиллионным населением, в своих программных речах и выступлениях будет беспрестанно выдвигать перед массами лозунги социализма и коммунизма. Но «националистическая» доминанта его духа полностью сохранит свою силу.
      Поэтому совсем не случайно в конце пятидесятых годов этот человек пойдет на открытый разрыв с остальным коммунистическим движением. Такой поворот можно было предвидеть, между прочим, задолго до того, как он произошел. Резкий крен в политике был закономерен. Цели чисто национального порядка — создание из Китая третьей масштабной по значимости самостоятельной силы в мире — пришли в естественное противоречие с целями и задачами мирового коммунизма.
      С этой точки зрения любопытно взглянуть на политику «большого скачка» и «народных коммун», объявленную в Китае в августе 1958 года.
      Руководство страны, и в первую очередь Мао Цзэдун, приняло тогда решение увеличить за пятилетку объем валовой продукции промышленности в стране в 6,5 раза со среднегодовым темпом роста, равным 45%, а сельского хозяйства — в 2,5 раза, со среднегодовым темпом роста в 20%. Что это было? Крупный экономический просчет, как считали некоторые специалисты по Китаю? Неграмотная, с точки зрения теории и практики социализма, попытка выдать желаемое за действительное, вернее, увидеть в действительном желаемое? Или, быть может, на самом деле ставилась цель «ускорения социалистического строительства в деле досрочного построения социализма и постепенного перехода к коммунизму», как это было официально заявлено китайскими властями? Думаю, нет. Думаю, что никакого бессознательного экономического и политического просчета не было. Тотальное огосударствление собственности (царил лозунг «Все принадлежит государству, за исключением зубной щетки»), военизация труда, уничтожение семей, создание многомиллионных трудовых армий, свободно манипулируемых и бросаемых по приказу на любой участок работы, принцип «коммунизации», сочетающий «промышленность, сельское хозяйство, торговлю, образование, ополчение в одной единице и, таким образом, облегчающий руководство» этими единицами — все это было бесконечно далеко от принципов коммунизма и представляло скорее совершенно фантастическую, абсурдную карикатуру на него. И думать, что наш «второй человек» не понимал всего этого, что он «ошибался» или «заблуждался», вряд ли будет верно.
      Демагогическая словесная шелуха: «Большой скачок открыл новую историческую эпоху, свидетельствующую о том, что Китай идет семимильными шагами к коммунизму», которой были переполнены тогда китайские газеты, не была средством самообмана для него лично. Эта демагогическая шелуха служила необходимой духовной пищей для восьмисот миллионов населения страны, для его политической и идеологической обработки. Цель же всего этого тотального наступления на привычные институты жизни была другая — я думаю, это была совершенно сознательная попытка идеологическими, военно-административными и политическими средствами, находящимися в руках военно-бюрократической диктатуры, подстегнуть экономическое развитие страны, добиться выполнения все той же программы — по возможности предельно быстрого превращения Китая во влиятельнейшую державу мира. В этих условиях восьмисотмиллионное население страны превращалось в естественное средство для достижения намеченной цели, в строго военизированную даровую рабочую силу, годную лишь для одного — для осуществления задач индустриализации страны в максимально короткие сроки. Отсюда лозунги: «Люди выше, чем техника!», «Революционизирование важнее механизации!»
      Вспомним, что к этому времени прямые военные расходы Китая составляли более сорока процентов бюджета. Им была уже испытана атомная и водородная бомбы, запущен искусственный спутник Земли, то есть изготовлены средства доставки термояда. Все эти вещи для нашего «второго человека», думающего о «величии» Китая, а значит, и о своем собственном, были бесконечно важнее, конечно, чем, допустим, «счастье» простого человека. Отсюда, в частности, можно понять настойчиво вдалбливаемый в сознание миллионов китайцев лозунг: «Учиться у Дацина и Дачжая», означавший развитие мелкого производства в гражданских отраслях экономики без государственных вложений, а также полное самоудовлетворение любых местных нужд и потребностей населения. Средства шли на производство термоядерного оружия, на «накачивание мускулов». Вспомним раннюю статью этого человека о развитии физической культуры. И через сорок лет, уже будучи не студентом педагогического училища, а руководителем государства, он думает и мечтает о тех же «мускулах».
      Поразительно, как верен был этот человек своей первоначальной идее. Естественно, что средств в стране не хватало на жизнь людей. Да и об обыкновенной жизни обыкновенных людей наш персонаж не думал. Задача, которую он решал, проводя внутреннюю и внешнюю политику, была одна — скорейший вывод Китая на ведущие роли в мире. И для достижения этой цели, вероятно, считал он, хороши любые средства. Даже на первый взгляд «нелепые».
      Поэтому мне трудно согласиться с теми китаеведами, социологами, экономистами, политическими обозревателями вроде Ф.Бурлацкого, которые видят основной порок концепции Мао Цзэдуна в том, что он якобы не понимал природы социализма и его экономических законов, не понимал исторического места социализма как самостоятельного и длительного этапа развития общества на пути к коммунизму. Социализм, полагают они, утверждая это в своих работах, рассматривался им, по сути дела, под углом зрения переходного периода от капитализма к коммунизму как очень кратковременная полоса, через которую надо перескочить как можно скорее и изжить в максимально короткие исторические сроки. Словом, этого политика толкало, мол, вперед нетерпение. Так можно их понять. И здесь, мне кажется, горе-специалисты по Китаю допускают большой просчет сами. И в первую очередь просчет психологический. Я думаю, этот человек понимал все прекрасно.
      Отказывать ему в чрезвычайно изворотливом уме, в гигантском опыте вряд ли разумно. Это был политик чрезвычайно сильный, сумевший выжить и победить в невероятно сложных условиях китайской революции. Но это был политик — и в этом одна из драм или даже трагедий первых этапов китайской революции,— который явно относился по масштабу своего мирочувствования не к типу людей бесконечных, безграничных, универсальных. Это не Че Гевара, не Швейцер. Их общечеловеческие идеалы бесконечно далеки от его идеала. Перед нами макрочеловек, который защищал ценности своего в общем-то ограниченного идеала, своего национального макромира и, надо отдать ему должное, был верен им до конца. И до конца последователен в их отстаивании. Он не мог прыгнуть выше потолка. Да и не считал нужным. Задача создания «сильного» — подчеркиваю, «сильного», а не «социалистического»,— Китая была всегда единственной и главной сферой его интересов, и его «я» не простиралось за эти рамки. Все остальное было для него камуфляжем, прикрытием, необходимым приемом, который он, я думаю, всегда чрезвычайно умело использовал в борьбе за свои цели...