Пятое Евангелие, или Жажда идеального

3 часть

      У меня в руках находится уникальная книга «Античные критики христианства», вышедшая в свет в начале 1935 года в Москве тиражом всего 3200 экземпляров. Здесь собраны сохранившиеся отрывки из книг греко-римских мыслителей первых веков новой эры — Лукиана, Цельса, Минуция Феликса, Порфирия, Гиерокла, Юлиана, Либавия. Надо полагать, на территории России осталось не так уж много экземпляров этой книги. На Западе, конечно, издания этих авторов, я думаю, имеются.
      Все мыслители — особенно это относится к Цельсу, Порфирию, Юлиану,— судя по всему, имеют обширное образование, блестяще знакомы с классической философской, исторической и художественной литературой древности и современных им дней, чрезвычайно эрудированы и в раннем христианстве. Цельс, например, застал новозаветные источники еще в стадии их созревания или созидания, когда христиане «трижды, четырежды и более переделывали и перерабатывали первые записи Евангелий». И, конечно, мнение их об Иисусе было мнением людей, ощущавших его на короткой дистанции. «Не только Палестина,— писал в свое время Энгельс,— но весь Восток кишмя кишел такими основателями, среди которых господствовала, можно сказать, прямо дарвиновская борьба за существование». Бесчисленные секты и течения возникали беспрестанно; каждое течение считало себя единственным носителем откровения Божьего и отвергало все прочие, как «бесовские» и нечестивые. Секта Иисуса, по свидетельствам Цельса, Порфирия, Юлиана, была точно такой же, но стала опасной в силу полученного ею влияния. И такие настроения можно понять. Скажем, императора Юлиана, прозванного Отступником и погибшего на самом взлете от руки агента христиан, весьма удручало, как об этом говорит в своей «Надгробной речи Юлиану» Либаний, «когда он видел повергнутые храмы, прекращение обрядов, опрокинутые жертвенники, упразднение жертв, гонения на жрецов, раздел богатства храмов между самыми распущенными людьми».
      Я в своем очерке, написанном в конце II тысячелетия, скептически отношусь к идее божественности Иисуса. Но подобная аттестация этого человека абсолютно не нова. Цельс, написавший свое «Правдивое слово» в 177—178 гг., уничтоженное христианами и дошедшее до нас лишь в переложении Оригена, считал Иисуса «обманщиком и шарлатаном». Гиерокл, бывший в 307—308 гг. префектом Египта,— от его двух книг остались буквально лишь две страницы, все сожжено,— аттестовал проповедника из Галилеи как «предводителя шайки бандитов», не меньше. Минуций Феликс нашел, что Иисус и его последователи — из «неправедных».
      Но обратимся за подробностями к Цельсу. Приведу обильные цитаты из него. И минимум комментариев.
      «Когда Иоанн тебя купал, на тебя с небес спустился образ птицы, утверждаешь ты (Матфей, 3—16:17). Но какой заслуживающий доверия свидетель видел это явление или кто слышал глас с небес, провозглашающий тебя сыном Бога? Только то, что ты об этом говоришь и приводишь в качестве свидетеля одного какого-то из тех, которые были казнены вместе с тобой... Раздобыв себе десять или одиннадцать приверженцев, отпетых людей, самых низких мытарей и лодочников, ты с ними бродяжил тут и там, с трудом добывая себе жалкое пропитание... А зачем тебя еще младенцем понадобилось увезти в Египет, чтобы тебя не убили? Ведь Богу не подобало бояться смерти, а между тем ангел явился с неба, приказывая тебе и твоим домашним бежать, чтобы вы, оставшись, не были убиты. Неужели дважды уже посланный ради тебя ангел не мог защитить тебя здесь, великий Бог не мог защитить собственного сына? Очевидно, в тебе не было ничего божественного, и пролившаяся на кресте твоя кровь не была «влагой, какая течет лишь у жителей неба счастливых», как о том повествует «Илиада»... Иисус, на которого вы ссылаетесь, не был провозвещенным сыном Божьим и был наказан иудеями как преступник. Что касается воскресения мертвых, суда Божьего, славы для праведников и адского пламени для грешников, то об этом христиане не учат ничему новому. Если Иисус был сыном Божьим, то почему он выполнял все принятые у иудеев обычаи, вплоть до обычных у них жертвоприношений?.. Хвастун, грубый лжец и нечестивец. Тем, которые желают быть обмануты, много явилось таких, каким был Иисус... Я мог бы рассказать о способе прорицания в Финикии и Палестине, который мне приходилось слышать и который я изучил. Есть много видов пророчества; наиболее совершенный — у здешних людей. Многие безвестные личности в храмах и вне храмов, некоторые даже нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда представляется случай, начинают держать себя как прорицатели, каждому удобно и привычно заявлять: «Я — Бог или дух Божий, или сын Божий. Я явился. Мир погибает, и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти. И вы скоро увидите меня возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня почтит; на всех же прочих, на их города и земли я пошлю вечный огонь, и люди, не сознающие своих грехов, тщетно будут каяться и стенать; а тем, кто послушался меня, я дарую вечное спасение». К этим угрозам они вслед за тем прибавляют непонятные полусумасшедшие, совершенно невнятные речи, смысла которых ни один здравомыслящий человек не откроет: они сбивчивы и пусты, но дураку или шарлатану они дают повод использовать сказанное, в каком направлении ему будет угодно. Эти «подлинные» пророки, которых мне приходилось слушать, уличенные мной, сознались, чего они домогаются, и признали, что выдумывают свои бессвязные речи...
      Нет, не полагалось бы, чтобы Бог убегал и чтоб его повели связанным, и менее всего возможно, чтобы его приверженцы, делившие с ним всю его личную жизнь, следовавшие ему как учителю, покинули и предали того, кого считали спасителем, сыном и ангелом величайшего Бога. Хороший военачальник... никогда не был предан; даже дурной атаман разбойников, начальствующий над негодяями, поскольку он кажется полезным своим товарищам, не был предан своими. А так как тот был предан своими подчиненными, он не был, следовательно, хорошим командиром, а, обманув своих учеников, не внушил обманутым даже того, скажем, благоволения, какое разбойники испытывают к атаману... Ученики Иисуса выдумали, будто все приключившееся с ними он предвидел и предсказал... Но почему заслуживает доверия это предсказание? Откуда этот труп оказался бессмертным?.. Какой разумный Бог или демон, или человек, предвидя, что с ним приключится такая беда, не постарался бы, если бы он мог, уклониться, а не подвергнуться тому, что он знал заранее? Если он заранее назвал того, кто его предаст и кто от него отречется, то как же это они не испугались его, как Бога, и не отказались от мысли предать его и отречься от него? А между тем они предали его и отреклись от него, нисколько о нем не думая. Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это не могло произойти после его предсказания... Далее: если он сам так решил, если он принял казнь, повинуясь отцу, то очевидно, что все совершившееся с ним как с Богом по его воле и мысли не должно было быть для него болезненным и тягостным. Что же он зовет на помощь, жалуется и молит об избавлении от страха смерти, говоря: «Отец, если можно, да минет меня чаша сия»?.. Над ним надсмеялись, облачили его в пурпур, надели на него терновый венец и дали в руки тростник; почему же он, если уж не раньше, то хоть в этот момент не проявляет божественной силы, не спасается от этого позора, не карает оскорбляющих его самого и отца его? Ну а когда тело его было распято, какова была его кровь? Такая... «какая течет у жителей неба»?»
      Далее Цельс продолжает:
      «Почему Иисус на кресте так жадно потянулся к питью и не мог стерпеть жажду, как ее часто переносит любой человек?.. Он был казнен и претерпел такие страдания, не убедив никого при жизни, даже своих учеников; да и сам не показал себя свободным от всех пороков... Далее те, которые были с ним при жизни, слушали его речь и следовали ему как учителю,— видя его казнь и смерть, не умерли ни вместе с ним, ни за него, не убедились, что надо презирать мучения, но стали отрицать, что они его ученики... Лично он завербовал десяток лодочников и самых отверженных мытарей, и то не всех. Если при жизни он никого не убедил, а после его смерти желающие убеждают столь многих, то это разве не верх нелепости?..
      Или вы говорите: «Мы на том основании считаем его сыном Божьим, что он исцелял хромых и слепых и воскрешал мертвых». Но, о свет и истина, Иисус сам собственными устами, согласно вашему писанию, ясно заявляет, что появятся и другие пользующиеся подобными силами злодеи и шарлатаны, и он называет того, кто хитро подстроит это, неким сатаной; таким образом, он и сам не отрицает, что такие чудеса не представляют ничего божественного... Разве это не наглость — на основании одних и тех же действий одного считать Богом, а других — шарлатанами?..
      Что вас привлекло к нему, как не его предсказания, что он якобы воскреснет после смерти? Ну, хорошо, поверим вам, что он это сказал. Но сколько есть других, которые распространяют такие басни, убеждая простодушных слушателей и используя их заблуждение? Ведь то же самое говорят у скифов о Замолксисе — рабе Пифагора, в Италии — о самом Пифагоре, в Египте — о Рампсините; этот даже играл якобы в аду в кости с Деметрой и вернулся оттуда с подарком от нее — золототканым полотенцем. Такое же рассказывают об Орфее у одризов, о Протесилае в Фессалии, о Геракле в Тенаре и о Тезее...
      Утверждение некоторых христиан и иудеев, что Бог или сын Божий не то сошел, не то сойдет на землю в качестве судьи над всем земным,— самое постыдное, и опровержение его не требует долгих слов. В чем смысл такого сошествия Бога? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит, он не всеведущ? Или он знает все, но не исправляет и не может своей божественной силой исправить, не послав для этого кого-то во плоти?.. Но, говорят христиане, он хочет дать нам познание его... чтобы тот, кто обретет его, став праведником, спасся, а не обретший был наказан, как уличенный злодей. Что же, после стольких лет Бог вспомнил судить поведение людей, а до того не думал об этом?
      Оставим, однако, в стороне все, в чем можно их уличить касательно их учителя, допустим, что то был действительно какой-то вестник неба. Так вот, явился ли он первым и один, или и до него являлись другие? Если бы они ответили, что только он явился, то они были бы обличены во лжи и в противоречии с самими собой: ведь они часто говорят, что и другие являлись... Итак, если были посланы и другие, то очевидно, что и этот — от того же Бога. Ну, надо полагать, его миссия была более серьезной ввиду того, что иудеи то ли сбились с пути, то ли извратили благочестие, то ли творили нечестивое... Итак, у христиан и у иудеев один и тот же Бог. (Помню, я испытал потрясение от открытия, когда до меня вдруг дошло, что Бог-отец христиан — это всего лишь закамуфлированный иудейский бог Иегова, а оказалось, что и это наблюдение не ново; его заметил еще во втором веке Цельс.— Д.В.). Во всяком случае, христиане, принадлежащие к главной церкви, открыто признают это, а также принимают за истину принятую у евреев космогонию, в частности, насчет шести дней творения и седьмого дня, в который Бог, отдохнув, ушел на свой наблюдательный пункт. Они называют первым человеком того же, что и иудеи, и точно так же включают его потомство в свои генеалогии; они рассказывают о тех же кознях братьев друг против друга, что и иудеи, те же истории о переселении в Египет и о бегстве оттуда... Они выдвигают некоего противника Бога, называя его Дьяволом, а на еврейском языке — Сатаной.
      Вообще все это — темные представления, и отнюдь не является признаком святости утверждение, что в самом деле величайший Бог, желая чем-либо быть полезным людям, наталкивается на супостата и оказывается бессильным... Христиане говорят, что сын Божий наказан Дьяволом и что он учит проявлять стойкость, когда Дьявол будет их тоже наказывать; это совершенно нелепо: я думаю, надо было, чтобы наказан был Дьявол, а не угрожать людям, подвергшимся его козням...
      У некоторых из древних сказано многое о сотворении мира и земли на основании глубокого понимания природы вещей; а Моисей и пророки, оставившие христианам свои писания, не зная, какова природа мира и человека, сочинили грубую нелепость; начать с того, что Моисей считает, что мир сотворен Богом, но не может указать, из чего. Совсем нелепо, что Бог уделил на сотворение мира несколько дней, когда дней еще не было. Ведь когда не было неба, еще не была утверждена земля и солнце еще не обращалось,— откуда взялись дни? А что означает «да будет свет» и к кому обращен этот призыв? Ведь не занял же творец свет сверху, как человек, зажигающий светильник у соседей?.. И Бог не создал человека по подобию своему, ибо Бог не таков и нисколько не похож ни на какой образ. У Бога нет ни уст, ни голоса; у него нет и ничего другого из того, что нам знакомо. Он не имеет фигуры или цвета, он не участвует в движении и в сущности. От него все исходит, а он ни от чего; Бог недоступен слову... его нельзя обозначить именем... он не обладает никаким свойством, которое может быть охвачено названием; он вне всякого восприятия...
      Наиболее сильный учитель Платон, который в «Тимее» пишет: «Найти творца и отца всего этого — труд; а найдя, невозможно изъяснить перед всеми». Вы видите, как выразители воли Богов ищут пути к истине и как Платон знал, что всем идти по этому пути невозможно».
      Все эти сентенции римского «язычника» Цельса,— я привел лишь крайне небольшую их часть,— звучат удивительно современно. И главное, чрезвычайно убедительно и мудро. И столь же убедительны и доказательны книги Порфирия, Юлиана. От них также остались лишь отрывки и переложения. Все было сожжено и уничтожено победившими иеговистами, назвавшими себя христианами.
      Пожалуй, сказки и басни Библии никогда не восторжествовали бы в сознании миллионов людей, если бы Моисей и Иисус представляли лишь самих себя; они были бы сметены временем и давно забыты, как сотни таких же проповедников или пророков. Однако за ними стояла скрытая мощь тайной, глубоко законспирированной организации, уходящей корнями в структуры древних иерархий египетского жречества, в назначения еще более древнего и загадочного существа Я. Об этом античные противники новозаветного иеговизма не догадывались и не писали. А возможно, и догадывались, и писали, но до нас эти мысли и наблюдения не дошли. Дьявол уничтожил все, что перечило его замыслам и намерениям. Впрочем, что-то, может быть, и осталось. Ибо о чем писал Минуций Феликс? Разве не об этом?
      «Они угрожают всей земле и самой вселенной с ее светилами пожаром, предсказывают им гибель, как будто бы установленный божественным законом вечный порядок может нарушиться, связь всех элементов — порваться, система небесная — распасться, та масса, которая ее поддерживает и окружает,— обрушиться. Не довольствуясь этим безумным представлением, они придумывают и прибавляют бабьи сказки: они заявляют, что они возродятся после смерти, когда превратятся уже в прах и пепел, и с какой-то непонятной уверенностью сами верят в свои измышления: можно подумать, что они уже пробовали оживать. Двойное зло, двойное безумие: небу и звездам, которые мы покидаем такими, какими застали, они предвещают гибель, а себе, рождающимся и умирающим, как и все мы, они обещают вечность, после того как помрут и будут уничтожены!»       Фантастика! И причем отнюдь не божественная, а какая-то сатанинская!
      И начало этой фантастике — в пути обрезанного сына Я. на Голгофу.