Творчество Диаса Валеева.






ИЩУ ЧЕЛОВЕКА

ДРАМА


              А х м а д у л л и н а
              Ж и г а н о в
              Д е м е н т ь е в
              А с л а н о в
              И в а н о в
              И в а н     И в а н о в и ч
              Г у л ь н а р а
              К о л ч а н о в
              З о я
              С о с е д
              С л а в и к
              Х у д о й
              В ы с о к и й
              Т о л с т ы й
              К и н о с ь я н
              С о т р у д н и к
              С е к р е т а р ь
              Ж е н щ и н ы



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I.1

Шумы машин.
Временами ветер доносит издалека словно бы звуки духового оркестра.
Их заглушает какофония новейшей музыки.
Еще один звуковой удар — в одном из ближайших домов, видно, распахнулось окно.
Появляется девушка. Бежит, смеется. За ней парень.

      П а р е н ь (поймав девушку). Придешь сегодня?
      Д е в у ш к а. Приду.
      П а р е н ь (целует). Диски новые есть.
      Д е в у ш к а. Ну-ка, еще!.. Чтобы забрало!

Парень целует снова.

      (Вывернувшись.) Вместе с дисками, ладно?
      П а р е н ь. Что?
      Д е в у ш к а (тем же тоном). Пошел от меня вместе с дисками!
      П а р е н ь (опешив). Чего ты?
      Д е в у ш к а (другим тоном). Очочки-то у тебя какие?! Дай-ка примерю.

Примеряет очки.

      Идет?
      П а р е н ь. Так придешь?
      Д е в у ш к а (возвращая очки). В «Оптике» нет. У спекулянта взял?
      П а р е н ь. Где было, там взял. Все должно соответствовать. От фирмы джинсов до формы очков.
      Д е в у ш к а. А ты считаешь, я подхожу?
      П а р е н ь. А что? Ты фирменная девочка.
      Д е в у ш к а. Вон какой-то комик идет. Позови!
      П а р е н ь. Да брось!
      Д е в у ш к а. Деловой! (Кричит.) Эй, вы! Да-да, вам, дурачку, говорю!
      П а р е н ь. Чего орешь? Зачем к людям привязываться?
      Д е в у ш к а (спокойно). Если компрометирую, так катись от меня.

Показывается человек лет сорока.

      Ч е л о в е к. Вы что-то сказали? Я не понял.
      Д е в у ш к а (предельно вежливо). Извините, пожалуйста. Мы хотели спросить у вас, что такое любовь? Понимаете, у нас спор! Вот этот молодой человек утверждает, что любви нет, а существуют только чисто партнерские отношения полов.
      П а р е н ь. Чего ты бормочешь?
      Д е в у ш к а. Я бормочу о нас с тобой, милый... Извините, меня зовут Гуля. А это Славик.
      Ч е л о в е к. Иванов.
      Г у л ь н а р а. Очень приятно. И зовут вас, конечно, Иван Иванович?
      И в а н о в. Да, именно так. Иван Иванович Иванов.
      Г у л ь н а р а. Вот что значит слава! Идешь, а тебя все узнают! А ты, Славик? Узнал Ивана Ивановича? Знаете, он должен вас знать! Славик, имей в виду, ты сдаешь сейчас самый серьезный экзамен. Мы с Иван-ванычем посмотрим, культурный ли ты человек!
      С л а в и к (растерянно). Да в общем-то... По телевизору видел, кажется?
      И в а н о в (смеясь). Не напрягайтесь, дорогой. Я — лицо неизвестное.
      Г у л ь н а р а. Опять не в ту степь! А я думала, вы знаменитость! Но все равно, Иван Иванович! Я не шучу! Что вы думаете о моем новом секс-партнере? Человек вы поживший. Что-то испытали. Посмотрите, он сдержан, правда? Ему не нравится то, что я говорю, но он терпеливо молчит.
      С л а в и к (взрываясь). Что ты делаешь из меня дурака?!
      Г у л ь н а р а. Эх, сорвался!.. Я все думаю, каким отцом он будет? Любовник он средний. Хотя думает о себе бог весть что!
      И в а н о в. Вы всегда так непосредственны?
      Г у л ь н а р а. Простите.
      И в а н о в. Думаю, что в своих отношениях вы разберетесь сами.
      Г у л ь н а р а. Но как же так? А если я не могу? Если так и не понимаю, соответствую я его джинсам или нет?
      И в а н о в (засмеявшись). Играете, девочка? Молодец!
      Г у л ь н а р а. Ну, подождите же! Мне ведь в самом деле нужен ваш совет. Славик, повернись! Какие манеры у него, а? Он обслуживает не простых людей. Манеры ему нужны.
      С л а в и к. Перестань болтать ерунду!
      Г у л ь н а р а. Вот, видите. Несоответствие. Я его компрометирую. Мне кажется, я не подхожу к его манерам.
      И в а н о в. Не подходите. Вы разного цвета.
      Г у л ь н а р а. Как это?
      С л а в и к. Пожалуйста, извините нас. Это все... шутка!
      Г у л ь н а р а (взрывается). Молчи! Ты секс-автомат, вот и знай свои функции. А здесь молчи!

Иванов вынимает из кармана коробок, зажигает спичку, подносит ее близко к лицу девушки.

      (Отпрянув.) Вы что?
      И в а н о в. Хочу разглядеть получше. А что?
      Г у л ь н а р а. Вы псих? Почему вы зажгли спичку?
      С л а в и к. Да пойдем!
      Г у л ь н а р а (отмахнувшись от Славика). Что вы хотите во мне разглядеть?
      И в а н о в. В древней Греции жил-был когда-то человек, которого звали Диогеном. Он ходил по улицам своего городка даже днем с фонарем в руке. Когда его спрашивали, зачем ему фонарь, он подносил этот фонарь к лицу прохожего. Ищу, говорит, человека.

Иванов уходит. Молчание.

      С л а в и к. С тобой лучше не показываться на улицах.
      Г у л ь н а р а. Почему он ничего не сказал? Поднес спичку к лицу и не сказал?
      С л а в и к. Последний раз спрашиваю, придешь?
      Г у л ь н а р а (после паузы). А куда деваться?.. Фрукт, а? Кто такой?
      С л а в и к. Освобожусь к одиннадцати. К этому времени, наверное, нажрутся, напьются... Но все-таки сначала позвони.
      Г у л ь н а р а. Скука, тоска смертная... (Взглянув через его плечо.) Смотри, Зойка!
      С л а в и к. Какая еще Зойка?

Появляется девушка.

      Г у л ь н а р а. Учились вместе. Но дружить — никогда не дружили. (Зое.) Привет.
      З о я. Здравствуйте.
      Г у л ь н а р а. Познакомьтесь!.. Славик. Зоя.
      С л а в и к. Очень приятно.
      Г у л ь н а р а. Торопишься?
      3 о я. Я туда... Посмотреть. Сегодня ведь праздник в городе. Ты не пойдешь?
      Г у л ь н а р а. Господи, толпы не видела? Славик, рекомендую. Девочка в жизнь выходит, а представления... Займись, человек в просвещении нуждается.
      С л а в и к (улыбаясь). Можно. С твоего разрешения, конечно.
      Г у л ь н а р а. А почему я тебе не должна разрешать? Ты мне кто? Славик, Зоинька, в холуях ходит и приглашает тебя сегодня за город, на природу. Сначала пузатики, склеротики, предынфарктники повеселятся, а потом мы. Объедков, Славик, хватит? Будет что пожрать и выпить?
      С л а в и к. Перестань!
      Г у л ь н а р а. Вот-вот, Зоинька тебе лучше подойдет. Она сдержанней. Физически он крепенький, Зоя. Крепенький ведь ты, Славик?
      З о я. До свидания.
      Г у л ь н а р а. Она говорит «до свидания!» Она, видите ли, чистенькая. (Вдруг с тоской и яростью.) Опоганить бы тебя!
      С л а в и к. Дрянь ты все-таки! (Зое.) Извините.
      Г у л ь н а р а. И ты под чистенького играешь? А для кого мне быть такой? Поджечь бы что-нибудь, а, Славик? Давай сожжем сегодня твое заведение! Огонь... он чистый! А?! Тогда приду!
      С л а в и к. С ума ты сошла, что ли?!
      З о я (остановившись). О чем ты говоришь? Что с тобой?
      Г у л ь н а р а. Убирайтесь к чертям! И ты убирайся. Никогда я к тебе больше не приду!
      С л а в и к. Ладно, учтем. Мое дело предложить, а кандидатуры найдутся. Учтем!
      Г у л ь н а р а. Почему он ничего не сказал? Этот, со спичкой?!
      З о я (подойдя к ней). Пойдем ко мне, Гуля, а? Посидим.

Гульнара с размаху бьет ее по щеке.

      (Ошеломленно.) За что?
      Г у л ь н а р а. За то, что ты другая!
      З о я. Бей еще, если сможешь. Да, другая.
      Г у л ь н а р а. Что, старых дураков вспомнила? Ударили по одной, подставь другую?!
      З о я. Я вытерплю, вытерплю.
      С л а в и к (хватая Гульнару за руки). Перестань! В милицию захотела?
      Г у л ь н а р а. А ты иди! Беги!
      С л а в и к. Ладно! Запомним.

Звенящий резкий скрип тормозов, стук дверцы.
Появляется женщина средних лет, уверенная, решительная.
Это Ахмадуллина. Славик, увидевший ее, поспешно уходит.

      А х м а д у л л и н а. Что это у вас? Женский бокс? Я тебя знаю. Ты живешь, кажется, в моем доме? Как тебя зовут?
      Г у л ь н а р а. Не ваше дело. И нечего мне «тыкать».

Вслед за Ахмадуллиной появляется человек.

      Ч е л о в е к. Дания Каримовна, я вызвал милицию по рации.
      А х м а д у л л и н а. Отмените.
      Ч е л о в е к. Но...
      А х м а д у л л и н а. Отмените. Скорее.

Человек уходит.

      (Зое.) В чем дело?
      З о я. Не знаю. (Убегает.)

Снова показывается человек.

      Ч е л о в е к. Дания Каримовна, опаздываем.
      А х м а д у л л и н а. Поезжайте.
      Ч е л о в е к. А вы?
      А х м а д у л л и н а. Поезжайте.
      Ч е л о в е к. Извините, это смешно. (Уходит.)
      А х м а д у л л и н а. Ты знаешь, где я живу? Зайди ко мне вечером.
      Г у л ь н а р а. Вечера у меня всегда заняты. Вечера я провожу с мужчинами.
      А х м а д у л л и н а. Вот как?
      Г у л ь н а р а. А вы проводите их по-другому? Или боитесь за свою репутацию?

Уходит. Ахмадуллина смотрит ей вслед.

      А х м а д у л л и н а (самой себе). Да, глупо!

Показывается пожилой человек. С портфелем в руке, сгорбившийся, усталый.
Это Колчанов.

      К о л ч а н о в. Дания Каримовна? Вы-то почему здесь?
      А х м а д у л л и н а (засмеявшись). Сама не знаю. (Здоровается.)
      К о л ч а н о в. Вы — лицо официальное, и сейчас, мне кажется, должны присутствовать...
      А х м а д у л л и н а. Вы тоже туда?
      К о л ч а н о в. Я, знаете ли, сборищ, где много начальства, не люблю. Санитарных врачей считают людьми скандальными. Еще физиономия у кого-нибудь вкривь пойдет, а так... день праздничный.
      А х м а д у л л и н а. Разве вы человек скандальный, Виктор Анатольевич? Пойдемте со мной. Поговорить надо. Как там с шинным заводом? Постановление о приостановке эксплуатации было вынесено месяц назад. Сегодня срок.
      К о л ч а н о в. Кого пугают эти бумажки?
      А х м а д у л л и н а. А вы попробуйте попугать не бумажками.
      К о л ч а н о в. Что я могу?
      А х м а д у л л и н а. Вы ничего не можете. Я ничего не могу. Кто делать дело будет?
      К о л ч а н о в. Это старый вопрос. Быть или не быть? Всем хочется быть.
      А х м а д у л л и н а (улыбаясь). Вам тоже?
      К о л ч а н о в. Мне до пенсии год остался. Вы чего-то хотите от меня, Дания Каримовна?
      А х м а д у л л и н а. Хочу. Но не имею права... хотеть.
      К о л ч а н о в. Я понимаю. Но главный санврач области не поддержал. Он не решается даже обратиться выше. Конечно, я могу закрыть этот участок на свой страх и риск. Но это — конец. Вы ведь меня не спасете?
      А х м а д у л л и н а. Скорее всего... (Не договорив.) Я хочу быть честной перед вами.
      К о л ч а н о в. И пломбочка моя долго не провисит. Так какой смысл?
      А х м а д у л л и н а (после паузы). Пойдемте, я подвезу вас.
      К о л ч а н о в. Я, знаете ли, дуракам иногда завидую. У них есть свои преимущества. Особые. Дураку, Дания Каримовна, все позволено.

Уходят.


I.2

Сквозь одну из полуоткрытых дверей виден зал;
у стола снует официант, видны женские фигуры, доносится смех.
Группа мужчин — гендиректор Жиганов, второй секретарь Асланов, зампред-исполкома Дементьев
(его мы видели с Ахмадуллиной) —стоит возле другой двери.
Громкие голоса, взрывы хохота.

      А с л а н о в. Славик!

Появляется Славик.

      Д е м е н т ь е в. Ты всегда куда-то исчезаешь.
      Ж и г а н о в (Асланову). Компотик, а? Как всегда в своем амплуа?
      А с л а н о в. Да, что-нибудь вроде компотика.

Славик исчезает. Тут же появляется официант с подносом.

      О ф и ц и а н т. Вот апельсиновый сок! Пожалуйста!
      Ж и г а н о в (Асланову). Ну, Эдик, ты все-таки меня удивляешь! В такой день? И сок?
      А с л а н о в. Полезно, друг мой, полезно.
      Ж и г а н о в. Где же наш мэр? Где наша Дания Каримовна? А, Игорь Васильевич?
      Д е м е н т ь е в. А бог ее знает!
      Ж и г а н о в. Бог может не знать, а зам знать обязан. (Обнимая Асланова и Дементьева.) Плохой зам, а?

Уходят во вторую дверь. Появляются женщины.

      П е р в а я ж е н щ и н а. Нашим надо сегодня отдохнуть.
      В т о р а я ж е н щ и н а. Мой две ночи не спал. Дети его и не видят. Придет в одиннадцать, уйдет в шесть.
      Т р е т ь я ж е н щ и н а. Столько лет такое напряжение. Кому это нужно?
      П е р в а я ж е н щ и н а. Зато, как говорится, у пирога славы и власти. От этого пирога никто не отказывается.

Уходят в другой зал. Из второй двери выходят Жиганов и Дементьев.

      Ж и г а н о в. На конвейере лозунги, а за воротами? Металлургические заводы держат нас на голодном пайке. Дефицит металла. Дефицит рабочей силы!
      Д е м е н т ь е в. Понимаю.
      Ж и г а н о в. Извини! (Набирает номер телефона.) Как конвейер?.. Могу жить спокойно? Да, ха-ха, не спится что-то... Давай-давай! (Бросает трубку.)
      В т о р а я ж е н щ и н а (Жиганову). Говорят, на днях выйдет указ?
      Ж и г а н о в. Все будет, моя цыпочка. Страна нас не забудет.
      В т о р а я ж е н щ и н а. А мой?
      Ж и г а н о в. А как же! И твой суженый. Его тоже страна не забудет. (Останавливаясь у входа в зал.) Однако пора за стол. Дамы и господа, прошу!

Все рассаживаются. Слышен громкий говор, смех.
Сквозь приоткрытую дверь виден торец огромного стола.
Суетится Славик — его фигура мелькает там и тут.

      (Стоя у торца стола.) Ну что ж, дорогие мои! Сегодня у нас большой день. Мы выпустили пятьсот тысяч машин! (Взглянув на часы.) Минутку! Любопытно, что говорит о нас мир в эту минуту! Славик!

На полную мощь врубается приемник. Крики, шквал аплодисментов.
Жиганов стоит, улыбаясь, расплескивая вино.
Его губы двигаются, но голос заглушен его же собственным напряженным,
звенящим, победным голосом, рвущимся из динамика:
«...На экономику страны работает сейчас весь огромный комплекс!
Его первая и вторая очереди! Мы шли к этому дню!..»
Нетерпеливый жест рукой — становится тихо.

      А с л а н о в. Мир говорит твоим голосом.
      Ж и г а н о в (кричит). Мир будет говорить нашим голосом! И вот за это мы поднимем фужеры, наполненные лимонадом! (Хохочет.) Дамы и господа, прошу встать!

Шумно встают. Смех, шутки. Входит Ахмадуллина.

      А с л а н о в. Вы заставляете нас волноваться, Дания Каримовна. Без мэра стол пуст.
      А х м а д у л л и н а. Прошу великодушно извинить.
      Ж и г а н о в. В такой день можно простить все. (Подойдя к Ахмадуллиной.) Помните англичанина, вы ему еще город показывали? Слухи носятся, сходит по вас с ума. Его фирма предлагает нам самые низкие цены, и только из-за вас.
      А х м а д у л л и н а. Я очень тронута. Меня волнует успех у англичан.
      Д е м е н т ь е в. Икорки, Дания Каримовна? Позвольте поухаживать?
      Ж и г а н о в. И икорки, и полный фужер! Что-то, я гляжу, у вас не праздничное настроение?
      А х м а д у л л и н а. Я не люблю шумных застолий. Да и порой кажется, что всей этой игрой в праздники мы словно покрываем что-то.
      Ж и г а н о в. А вы что? Против технического прогресса? Не признаете наших побед? (Хохочет.) Не дадим!
      А х м а д у л л и н а. Я за человека.
      Ж и г а н о в. Как вот ты иногда говоришь?! Ты — за, а мы — против? Так, что ли?
      Д е м е н т ь е в. Ну, Дания Каримовна, не будем об этом сегодня.
      Ж и г а н о в (смеясь). У тебя власть, дорогая моя. Только прикажи, и мы вытянемся в струнку.
      А х м а д у л л и н а. Я с протянутой рукой. А вот вы, директора заводов, хозяйчики...
      Ж и г а н о в. Я сегодня добрый. Чего ты хочешь? Все сделаю. Школу тебе надо? Баню? Мы все можем.
      А х м а д у л л и н а. Какой ты богатый! А шинный завод, который отравляет все в округе, ты закрыть можешь?
      Ж и г а н о в. А это твое дело. Мы открываем, ты закрываешь. Все делаем сообща. Ты просишь, я даю. Ха-ха!
      А х м а д у л л и н а. Устала я просить. Иногда хочется сжать руку в кулак.
      Ж и г а н о в. Так-так, ага!.. Давай сравним. Ну-ка, сожми!.. А вот мой. (Выставляет увесистый кулак.) По-моему, мой больше, а? (Снова хохочет.)

Подходит Асланов.

      А с л а н о в. Что это вы кулаки меряете?
      Ж и г а н о в. А мы с мэром города спорим, кто сильнее. Мэр меня побить хочет, а я предупреждаю...
      Д е м е н т ь е в. Дания Каримовна у нас за человечество страдает.
      А с л а н о в. Славик!
      Д е м е н т ь е в (громко). Славик!!

Появляется Славик.

      Куда ты исчез?
      С л а в и к. Я здесь!
      Д е м е н т ь е в. Плохо работаешь. Ты должен быть и не быть. Одновременно! Музыку!
      А с л а н о в. И... что-нибудь!

Славик исчезает. Тут же начинает звучать музыка.


      Д е м е н т ь е в. Как здоровье первого? Вы были у него?
      А с л а н о в. Врачи говорят, неважно. Дания Каримовна, наверное, лучше знает. У нее с ним был полный контакт.
      Д е м е н т ь е в. Можно надеяться, что изберут вас?

Появляется Славик с подносом.

      Ж и г а н о в. Вот это вовремя! (Подавая всем рюмки.) Прошу!.. С такой женщиной, как ты, Дания Каримовна, я бы лучше выпил на брудершафт. Никто нас не осудит?
      А с л а н о в. Наоборот.
      Д е м е н т ь е в. Если позволите, это должен быть поцелуй, так сказать, символизирующий, олицетворяющий слияние ведомственных интересов и территориальных.
      Ж и г а н о в. Простите, когда я целуюсь с женщиной, я вне политики. Не против, Дания Каримовна?
      А х м а д у л л и н а. Вы не в моем вкусе.
      Ж и г а н о в (Асланову). Вот так-то, дорогой! Говоришь женщине про любовь, а она тебе при всех: «Вы не в моем вкусе». Иногда терпежу не хватает, чтобы переносить все это! (Ахмадуллиной.) Все руку ко мне тянешь. Школу дай, жилье дай, общественный центр дай, трамвай дай, химчистку дай, а хоть бы улыбнулась при этом. (Смеется.) За что ей давать?
      А х м а д у л л и н а. Не мне. Сколько у тебя народа на всех заводах?
      Ж и г а н о в. Поймите раз и навсегда, уважаемая, главное здесь, на этой земле, именно заводы! Благодаря им возник город. Возникло все. Остальное — приложение.

Разговор идет уже громко. Шум застолья, музыка как фон.

      А х м а д у л л и н а. А человек что? Тоже?
      Ж и г а н о в. Что тоже?
      А х м а д у л л и н а. Жалкий придаток?
      Д е м е н т ь е в. Ну, дорогие мои, ну, вы, ей-богу...
      А с л а н о в. Товарищи, не будем портить вечер.
      Ж и г а н о в (не имея сил остановиться). Прежде чем дать, уважаемая, с человека спросить надо!
      А х м а д у л л и н а. Это тоже надо уметь.
      Ж и г а н о в. Верно! Человека порой судить надо, а мы его уговариваем. (Всем.) Вчера захожу в один рем-бокс на агрегатном заводе. Один читает книгу, другой уткнулся в журнал. Даже головы не подняли. Ну, пусть не знают, что генеральный директор пришел. Но видят, вошел человек. Надо, наверное, хотя бы голову оторвать от чтива? Нет. Подхожу к одному: на газах человек! Агрегатный завод поставил весь комплекс на грань пропасти, а человек на газах. И зарплату получает! Откуда же ему хорошая жизнь выпадет? С неба? Говорим о благосостоянии! А он это благосостояние в обратную сторону закручивает, сволочь. А мы мимо проходим!
      А с л а н о в. Друзья, мы сейчас не на работе. У каждого могут быть какие-то мысли, за каждым стоит какая-то правда.
      Ж и г а н о в. Правда одна.
      А х м а д у л л и н а. Вы правы, но какая?
      Ж и г а н о в. Ох, демагогов развелось! Кстати, недавно линию роботов закупили. И, знаете, работают день и ночь. И никаких проблем! Никаких кинотеатров и квартир им не надо! Демагогов среди них нет. (Хохочет.)
      А х м а д у л л и н а. Мечтаете о времени, когда всюду вместо людей будут роботы?
      Д е м е н т ь е в. Сегодня праздник, товарищи.
      Ж и г а н о в. Именно! И если праздновать, так по-настоящему!

Останавливается у края стола, обращаясь ко всем.

      Вторая часть программы, господа! Ночные купания на озерах! Уха! Об остальном на месте. Поторопимся! (Асланову и Дементьеву.) Ну, братцы, поехали.
      А х м а д у л л и н а. Извините. Я пойду. Всего доброго. (Уходит.)
      Ж и г а н о в. Святая нашлась! (Яростно и неразборчиво что-то бормочет.) Мужика ей в постель, и вся дурь выйдет! Доэмансипировались! Черт знает, до чего дойдем!
      А с л а н о в. Перестань.
      Ж и г а н о в. Уйми своих баб!.. Ладно! Поедем на озера, порыбачим. Праздник, братцы! (Выходит.)
      Д е м е н т ь е в (Асланову). Я уж ей говорю, зачем, Дания Каримовна? Крупнейший завод! Смешно! А мы что? И кто? С Жигановым не считаться?..
      А с л а н о в. Не слушает, значит, своего зама, а?
      Д е м е н т ь е в. Откровенно говоря...
      А с л а н о в. Интриган ты, Игорь Васильевич, интриган. Но я не первый человек здесь. Я второй, к сожалению. И в этом заключается мое положение.
      Д е м е н т ь е в. Но врачи говорят... Первые секретари здесь почему-то долго не живут.
      А с л а н о в. Я всегда был вторым. И ты всегда второй.
      Д е м е н т ь е в. Не на всю же жизнь мы вторые?

Уходят. Появляются женщины.

      П е р в а я ж е н щ и н а (глядя на снующих официантов). А мальчики ничего! Вон тот, в джинсах!
      Т р е т ь я ж е н щ и н а. А глазки-то как блестят у тебя!
      П е р в а я ж е н щ и н а. Да брось ты!
      Т р е т ь я ж е н щ и н а. Представляю, что сегодня грозит твоему Жиганову!

Смех, шутки. Постепенно все выходят.
Слышны звуки захлопываемых дверок машин, шум моторов.
Все стихает. Появляется Славик, убирает со стола, время от времени взглядывая в окно.
Наконец, видимо, последняя машина трогается в путь, и он с радостной улыбкой включает музыку,
поспешно набирает номер телефона.

      С л а в и к. Это я, лапушка. Все, убрались!.. Нет, нет, не вернутся. Рви на улицу и лови машину!.. Ну, сунь червонец, любой довезет!.. Через час? О’ кей!

Появляется еще один официант, тоже набирает номер.

      О ф и ц и а н т. Давай. Жду.

Уходит. В других дверях — Гульнара.

      С л а в и к (удивленно). Ты?
      Г у л ь н а р а. Кому звонишь? Какой лапушке?
      С л а в и к. Не твое дело. Почему без звонка?
      Г у л ь н а р а. А что? С двумя не справишься?
      С л а в и к. Скандал затеваешь?
      Г у л ь н а р а. А ты боишься? Тебя кто сюда устроил? Отец! Забыл?
      С л а в и к. Пришла, так проходи.

Гульнара проходит, садится возле стола.

      С утра даже чашки кофе не выпил. Что подать?
      Г у л ь н а р а. Мне все равно. Обрадовать тебя хотела. Тогда не договорила. Убежал, как мышь.
      С л а в и к (подавая кофе). Чем обрадовать?
      Г у л ь н а р а. Ребеночка скоро тебе рожу. Месяцев через семь.
      С л а в и к (растерянно хмыкнув и издав короткий смешок). Кончай травить!
      Г у л ь н а р а. Ты кого хочешь: мальчика или девочку?
      С л а в и к. Никого не хочу. И тебя я не хочу.
      Г у л ь н а р а. Теперь уж хоти, не хоти...
      С л а в и к. Тебе-то это зачем? Ну, какая ты мать? Ты посмотри на себя! А я?.. Отца нашла! Да в больнице в два счета. Впрочем... Если ты хочешь...
      Г у л ь н а р а. Хочу. Хочу быть юной мадонной с младенцем.

Долго смотрит на Славика, потом вдруг разражается хохотом.
Славик растерянно смотрит на нее, сыплется короткий жалкий смешок.

      С л а в и к. Надула, выходит?
      Г у л ь н а р а (после паузы). Нет.

Смешок на губах Славика застывает.

      На самом деле... Только от кого, не знаю. Может, и от тебя.
      С л а в и к. Ты кончай эти фокусы! (Кричит.) Хватит мне твоих фокусов!
      Г у л ь н а р а (смеется). Никому не нужен?..Человек родится, а никому не нужен?! Подонки! И сама я дрянь... (С яростью.) Слушай, давай сожжем все это, а? Гореть будет хорошо! Чтоб горело!
      С л а в и к. Чего ты от меня хочешь? Ну, чего ты от меня хочешь?
      Г у л ь н а р а.Жалко? Боишься? Тряпок этих жалко? Столов? Дома этого? А человечка маленького не жалко?
      С л а в и к. Слушай, давай поженимся.
      Г у л ь н а р а. А если не от тебя?
      С л а в и к. Мне без разницы.
      Г у л ь н а р а. А-а, поймать меня захотел. Скандал ведь будет. Из такой семьи за холуя замуж вышла!
      С л а в и к. Уходи, убирайся отсюда!
      Г у л ь н а р а. Ладно, не ори. Поставь что-нибудь! Поставь мое.

Славик поспешно переключает дорожки магнитофона. Звучит рок-музыка.

      Танцевать хочу! Танцевать!


I.3

Квартира Колчанова. Что делает человек,
когда он один в квартире и когда душу его гложет беспокойство?
Снует по дому, берется за одно дело, за второе, все бросает.
Хватается за телефон, который начинает звонить.

      К о л ч а н о в. Алло! Да, прервали!.. Так вот, я, Дания Каримовна, звонил вчера. Без поддержки Минздрава РФ там не решаются, а Минздрав будет согласовывать с Совмином, с профсоюзами и так далее!.. Я заранее знаю, что скажут! Вы срываете государственную программу, скажут! Рабочих вы сажаете на тариф! (Молчит.) Взять тот же участок приготовления резиновой смеси! Вентиляция, говорю, недостаточна, сажа — вещество канцерогенное, вызывает рак кожи, рак легких... Три часа ругались. А кончилось все подписью. Главный санврач области подписал. Сам. Компромиссное решение нашли. Ко второй очереди они должны были все наверстать. Но никто потом и почесаться не соизволил... Да и говорить не будут. Раздавят как мокрицу, Дания Каримовна. Это пустое дело!.. Пороха только на мысли хватает... Ладно! (Кладет трубку.)

Бродит по комнате, подходит к зеркалу, долго смотрит на себя.

      Заурядная у тебя внешность, Виктор Анатольевич. (Презрительно.) С такой внешностью и лезть на рожон? Брось! Что, в других городах лучше?.. (Изменив голос.) В других городах свои умники сидят... Правильно! Может, завтра общий нуль будет, так какой смысл?.. (Снова презрительно.) Ах, какие у вас масштабы, Виктор Анатольевич! О человечестве, червяк, думаешь? Был размазней всю жизнь, теперь в герои лезешь? (Другим тоном.) Значит, не хотите, чтобы нуль был? А от кого сие зависит? Зависит сие от кого-нибудь или нет? (Смотрит в окно, в ночь.) Вот так-то, на одной из самых маленьких планет ерундовых размеров, среди миллионов ерундовых пустых созвездий живут странные существа! (Снова смотрит в зеркало.) Я спрашиваю вас, уважаемый Виктор Анатольевич, можно логически оправдать включение целей человечества во вселенную? Вдруг вселенная возьмет и плюнет? Как мы сами плюем на себя?

Телефонный звонок.
Колчанов напряженно смотрит на телефон — мгновенно подтягивается.

      (Взяв трубку.) Да!.. Нет, вы ошиблись номером, дружок! (Бросает трубку. Тут же набирает номер.) Девушка, почему Трускавец не даете?.. Колчанов — фамилия! Пожалуйста! Понимаете, там жена ждет звонка. Она плохо себя чувствует... Я вас очень прошу!

Кладет трубку. Ходит по комнате.

      (Вдруг вслух.) Чтобы самому совать свою голову в петлю? Ну, дурачок!..

Телефонный звонок. Бросается к телефону.

      Да, я, Клавочка!.. Ну как ты? Ну, и слава богу!.. А я ничего! Выпил? Да, немножко! Немножко ведь можно?.. Как ты считаешь, смелый я человек? Да нет, ничего не хочу. Никаких скандалов, ни-че-го! Зоя? Гуляет. Вышла погулять... Ну, ты же знаешь, я вообще человек осторожный, трезвый. Ничего не продуманного не делаю... По тебе соскучился. Романы не крутишь? Знаю я эти курорты!.. Романы, говорю!

Входит Зоя.

      Мать... Ага-ага, подожди, Зоя пришла... Ну, что вы, зачем прерываете разговор? Положите трубку!.. Нет, вы положите! (Бросает трубку.) Отсоединили!
      З о я (присаживаясь). Ты помнишь Гульнару? Один раз она к нам приходила.
      К о л ч а н о в. А-а, красивая девочка.
      З о я. А я?
      К о л ч а н о в. У каждого человека есть что-то свое. Особое.
      З о я. Красота — это по-моему добро. А во мне нет сейчас доброты.
      К о л ч а н о в. А что же?
      З о я. Не знаю. Папа, а ты такой, как все?
      К о л ч а н о в. Трудно сказать. Кто скажет, как ты выглядишь со стороны.
      З о я. Мне кажется, что люди, взрослые... Что-то от нас скрывают, что они что-то знают. И мне тоже надо это узнать. Но я боюсь: узнаю, а вдруг это сплошная ерунда?
      К о л ч а н о в (после паузы). Мать будет ругать, но я попробую, дочка...
      З о я. Что попробуешь?

Телефонный звонок.

      К о л ч а н о в (взяв трубку). Алло, алло!

Телефонные разговоры продолжаются. Одни замолкают, другие начинаются. В другом месте — Жиганов; одна нога в шлепанце, другая босиком. Чешет живот, расхаживает по комнате. Телефонный шнур волочится вслед...

      Ж и г а н о в. Живем, живем! Спасибо, дружок. По программе «Время» нас смотрел? Ну, видишь, какие дела пошли! Друг друга только по телевизору и узришь... После праздника голова трещит. Мы хоть и директора, промышленники, а сними одежду — мужичье! Не до баб, дорогой, не до баб! (Оглядывается, тихо.) Жена вроде далеко, так я тебе скажу по секрету... У меня любовь по вторникам, в восемь утра. По гра-фи-ку! Ничего не рано, я в шесть встаю!.. Спасибо за поздравления.

Ахмадуллина с телефоном.

      А х м а д у л л и н а. Алло, алло!.. Перезвоните. Не слышу. (Бросает трубку.)

Звонок в дверь.

      Открыто.

Входит пожилой человек.

      А-а, Павел Тимофеевич, сосед...
      С о с е д. Слышу, голос, я уж и поскребся. По-соседски.
      А х м а д у л л и н а. Что скажешь, Павел Тимофеевич?
      С о с е д. Да как тебе объяснить? Если вглядеться, так ничего такого особого. Ничего определенного, можно сказать, у меня и нет.
      А х м а д у л л и н а. Что-то непонятно. О жизни, что ли, потолковать пришел?
      С о с е д. А чего об ней толковать? Ею жить надо. Подумал, подумал, дай, думаю, зайду? А здесь как раз дверь у тебя открыта.
      А х м а д у л л и н а. Ну, проходи, коль пришел.
      С о с е д. Стол у тебя вроде в другом месте стоял?
      А х м а д у л л и н а. Люблю переставлять.
      С о с е д. Привыкла, чтобы все вокруг крутилось? Ты бы меня звала переставлять-то.
      А х м а д у л л и н а. Ничего.
      С о с е д. Может, тебе что-нибудь сделать надо? Двигали бы вместе.
      А х м а д у л л и н а. Да нет, не надо.
      С о с е д. А кран у тебя не течет?
      А х м а д у л л и н а. Нет, не течет.
      С о с е д. А, может, это самое... в туалете что-нибудь?
      А х м а д у л л и н а. Не течет.
      С о с е д (огорченно). Ну вот... Я все по-соседски хочу, а никак не получается. А может, плинтуса подбить? Пол тебе перестелить надо, вон щели какие!
      А х м а д у л л и н а. Щели у многих, Павел Тимофеевич. Если у людей полы со щелями, пусть и у меня будут.
      С о с е д. У людей-то нет. Разве у меня хоть одну щелку найдешь? Сама видела, как отделал квартирку.
      А х м а д у л л и н а. Ну, ты мастер, Павел Тимофеевич.
      С о с е д. Мастер-то мастер, а сколько рядом живем, а все без толку.
      А х м а д у л л и н а. Так тебе какой толк-то нужен?
      С о с е д. Толк... он один. (После долгой паузы.) Так я тогда пойду?
      А х м а д у л л и н а. Иди-иди.

Сосед уходит. Ахмадуллина снова с телефоном.

      Алло, алло!.. Я вас не слышу! Перезвоните. Не слышу! (Кладет трубку.)

На телефоне — Гульнара.

      Г у л ь н а р а. Алло, алло! Ну, заразы, и не берут! Алло!.. Мне нужен адрес... (С недоумением смотрит на трубку.) Брякнула и разговаривать не хочет! (Снова набирает номер.) Ты чего брякаешь-то? Ну, зараза ты, Верка! Не узнаешь?.. А-а, узнала, наконец! Протри уши, воском залеплены, что ли? Ты как обслуживаешь клиентов, а?.. А может, я в уголовном розыске работаю, и мне положено?.. Ну, ладно, дай-ка мне адрес Ивана Ивановича Иванова. Три поколения, понимаешь, ничего другого выдумать не могли, как Ивана Ивановича Иванова... Лет... тридцать пять или сорок... Ну, влюбилась, влюбилась!.. Так, записываю... Это где же? Там не написано, кто он такой?.. Да я и сама не знаю, кто... Так, так! Алло! Записываю, говорю!


I.4

Кабинет председателя исполкома горсовета Ахмадуллиной.
Столы, телефоны, бумаги.

      А х м а д у л л и н а (по телефону). У меня отдел писем ревет от жалоб!.. А вот вызовем на заседание исполкома и отхлещем публично! (По другому телефону.) Вашими молитвами... Хочу проинформировать... Привезла-привезла кое-что. Промышленных товаров миллиона на четыре, около девятисот тонн мяса, масла тонн шестьсот... Да, еще детского питания на сто тысяч рублей... Встретимся, обговорим. (По переговорному устройству.) Лена, сколько записано на прием?

Появляется секретарша.

      С е к р е т а р ш а. Тринадцать. Данные у вас на столе. Можно пускать?
      А х м а д у л л и н а (взглянув на часы). Пора. Да, а где замминистра? Почему так долго не соединяют с Москвой?
      С е к р е т а р ш а. Его нет сейчас на месте.
      А х м а д у л л и н а (просматривая бумаги). Давай приглашай людей.

Секретарша уходит. Входит женщина. Это Буркова.

      Б у р к о в а. Можно?
      А х м а д у л л и н а (глядя в бумаги). Проходите, Анна Федоровна. Здравствуйте.
      Б у р к о в а. Здравствуйте.
      А х м а д у л л и н а. С жилищным вопросом у вас все в порядке. Недавно переехали. Что беспокоит?
      Б у р к о в а (удивленно). А откуда вы знаете про меня и про мое жилье?
      А х м а д у л л и н а. Здесь у меня все записано.
      Б у р к о в а. Про меня?
      А х м а д у л л и н а. Слушаю вас.
      Б у р к о в а. Даже и не знаю, как объяснить. Сама ничего не пойму!
      А х м а д у л л и н а. Случилось что-то, Анна Федоровна?
      Б у р к о в а. А вот сами поразмыслите. Жила я в вагончике, а поменялась на городскую квартиру! Сейчас ночей не сплю, боюсь, незаконное это дело! Про свою беду ему проплакала, а он вроде как откликнулся. Да себе во вред кто откликаться будет? Сейчас уж, думаю, грешным делом, может, он фальшивомонетчик? Может, чтобы делать фальшивые деньги, он мне свою городскую квартиру-то отдал? Вагончик в поле стоит, считай!
      А х м а д у л л и н а. Давайте все по порядку. С кем вы поменялись? Кто он?
      Б у р к о в а. Фамилия Иванов. Зовут Иваном Ивановичем. Мне незнакомый. На улице повстречались.
      А х м а д у л л и н а. Подождите! (По переговорному устройству.) Леночка, принесите мне карточку Иванова Ивана Ивановича.
      Г о л о с     с е к р е т а р ш и (после паузы). Здесь два Иванова, Дания Каримовна. Вернее, их много, но Иванов Ивановичей двое.
      А х м а д у л л и н а. Принесите обе карточки.
      Б у р к о в а. А что здесь, в горсовете, про каждого карточка есть?
      А х м а д у л л и н а. Люди приходят в основном по вопросам жилья.

Входит секретарша.

      Спасибо.

Секретарша уходит.

      (Глядя в бумаги.) Один живет на Ибрагимова, другой... жил на Чехова.
      Б у р к о в а. Вот-вот! Теперь там я.
      А х м а д у л л и н а. И чего же вы хотите?
      Б у р к о в а. А хочу, чтобы обратно! Говорю ему, а он смеется, чучело! А кто себе во вред откликаться будет? Значит, нечисто дело. Значит, своя выгода есть. Соседи говорят, жена у него была да уехала, не захотела с ним дальше жить. И правильно! Кто с таким жить будет? Квартира-то, когда я первый раз пришла, пустая-пустая. Книги только валяются да бумаги.
      А х м а д у л л и н а (улыбаясь). Фальшивых денег не видели?
      Б у р к о в а (серьезно). Чего не видела, того не видела!
      А х м а д у л л и н а. А кто он, этот человек?
      Б у р к о в а. Сказал, но я не разобрала.
      А х м а д у л л и н а. Хорошо. Опять, Анна Федоровна, давайте-ка пойдем с начала. В самом деле трудно понять.
      Б у р к о в а. Я кровельщицей работаю. Дети есть, две дочки. Одна на Север завербовалась, другая на Сахалине, муж у ней лейтенант. А я вот тут!.. Восемь лет в вагончике жила, мужик помер. Теперь стали поселки постепенно убирать, все соседи квартиры получают, а мне кто даст? Одинокая! Зимой с ветром в обнимку, летом от жары некуда деться.
      А х м а д у л л и н а. В каком поселке вы жили?
      Б у р к о в а. Возле первой дороги! Раньше большой поселок был, а теперь как дадут кому квартиру, так вагончик сразу краном и выдернут! Теперь поселок весь повыдерганный. Все заросло. Пусто. Деревня!
      А х м а д у л л и н а. Ну-ну?
      Б у р к о в а. Так бы и жила, может, а в январе травму получила. Оклемалась, в трест пошла, к управляющему. Так и так, говорю, не могу в вагончике жить. Не можешь, говорит, место в общежитии занимай, у меня семейных полно... А я ведь уже не девочка, чтобы по общежитиям скитаться! У меня и вещи есть, которые тоже нужно куда-то поставить. Не могу, говорю, в общежитие. Ну, не можешь, и я не могу. Такая наша любовь, говорит, о чем разговор! И вот вышла, сижу на скамейке и плачу. А он-то и подходит, Иванов этот самый, Иван Иваныч.
      А х м а д у л л и н а. Ну, и дальше?
      Б у р к о в а. Что, говорит, мать, плачешь? А я ему, так и так, неужели, говорю, за восемь-то лет на стройке заработала только койко-место в общежитии? Больно уж обидно. Все эти годы я ведь не последняя была! Три года портрет на Доске почета висел. Почет есть, а жить как? Через два года, говорю, на пенсию, а я ведь еще жизни хорошей так и не видела. И война досталась, и голод. А как переживали фашистскую оккупацию, голодали, болели! После замуж вышла, одна поднимала детей. Муж больной, ему самому уход был нужен. Всю жизнь, говорю, работаю, а квартиры не могу заработать! Он сидел-сидел, курил-курил, а потом говорит, пойдем, и повел меня. Привел в однокомнатную квартиру, нравится, спрашивает? Нравится, говорю. Ну, вот, говорит, и живи, а мне свежий воздух нужен, я, говорит, в твоем вагончике устроюсь.
      А х м а д у л л и н а. Любопытно. Как вы сказали, зовут его?
      Б у р к о в а. Иван Иванович.
      А х м а д у л л и н а. Ах, да-да!
      Б у р к о в а. Все перебуторил! Грузовик где-то нашел и в тот же день вещи перевез! А потом еще целый месяц хлопотал, чтобы ордер на меня переписать. (Вдруг плачет.)
      А х м а д у л л и н а. Ну, что вы, Анна Федоровна? Чего сейчас-то плакать?
      Б у р к о в а. А не знаю, как жить теперь! Ни одной ночи не сплю. Лежу всю ночку и думаю, может, аферист какой? А может, сам разнесчастный и глупый? Разве умный человек отдаст свою квартиру?
      А х м а д у л л и н а. Ум разный бывает, Анна Федоровна.
      Б у р к о в а. Дура я, дура, согласилась! Что теперь делать? Кабы жулик был, а вдруг не жулик?
      А х м а д у л л и н а. Так радоваться надо.
      Б у р к о в а. Чему радоваться? Невзрачненький такой! Кабы жулик, легче бы стало.

Ахмадуллина смеется, выходит из-за стола.

      А х м а д у л л и н а. Жуликов тебе мало, Анна Федоровна! А? О них загоревала?
      Б у р к о в а. А лучше бы обманул! Что делать теперь?
      А х м а д у л л и н а. А что делать? Жить.
      Б у р к о в а. Я о доме говорю!
      А х м а д у л л и н а. Живите спокойно в своей квартире. Вы ее действительно заслужили. Эту квартиру вам должен был дать горсовет, но дал Иван Иванович. Вместо нас.
      Б у р к о в а. А он как же?
      А х м а д у л л и н а. С ним я обязательно познакомлюсь, все выясню. А вы успокойтесь. Вас никто не обманул. И вы никого не обманули.
      Б у р к о в а. Правда?

В кабинет входит, почти влетает Дементьев.

      Д е м е н т ь е в. Позвонили с Шинного. Санэпидстанция опломбировала участок.
      А х м а д у л л и н а. Можете идти, Анна Федоровна. До свидания.
      Б у р к о в а (вставая). До свидания. Так по чести, выходит, по справедливости? Нарушений нет?
      А х м а д у л л и н а. Нет, нет.
      Б у р к о в а. И про него все прознаете?
      А х м а д у л л и н а. И про него узнаю.
      Б у р к о в а. Если уж аферист, так помягче с ним. (Уходит.)
      Д е м е н т ь е в. Колчанов опломбировал участок на Шинном. Остановлен весь технологический процесс. Без согласования! Никого не уведомив!..
      А х м а д у л л и н а (улыбаясь). Решился все-таки. (Становится веселой.) Думали, не найдется на это человека, а он нашелся!
      Д е м е н т ь е в. Вы что, рады?
      А х м а д у л л и н а. Постановление о возможной приостановке было вынесено месяц назад. Все знали, но никто не отнесся всерьез.
      Д е м е н т ь е в. Косвенно, Дания Каримовна, вы ответственны за эту авантюру. Вы постоянно подталкивали Колчанова на конфликт с заводами.
      А х м а д у л л и н а. А вы теперь боитесь персональной ответственности? Не бойтесь. Здесь вы ни при чем.
      Д е м е н т ь е в. Я все больше не понимаю вас.
      А х м а д у л л и н а. Мы, видимо, по-разному смотрим на жизнь. Что для кого существует, Игорь Васильевич? Только откровенно? Люди для машин или машины для людей? И кто мы сами теперь? Вы, я? Жиганову, например, люди уже не нравятся. Роботы ему симпатичней. А вам?
      Д е м е н т ь е в. Извините, у меня дела. Мне доложить в область о том, что произошло? Или будете докладывать вы?
      А х м а д у л л и н а. Да докладывайте, докладывайте!

Дементьев уходит.

      (Какое-то время сидит, как бы отрешенно от всего окружающего, потом включает селектор.) Леночка, пригласи следующего...

Появляется секретарша.

      С е к р е т а р ш а. Пришел Колчанов.
      А х м а д у л л и н а (словно очнувшись, обрадованно). Зови! А перед людьми извинись. Я не смогу сегодня принять больше никого.

Секретарша уходит. Появляется Колчанов. Здороваются.

      Выходит, решились, Виктор Анатольевич?
      К о л ч а н о в. Да! Перевязал аккуратно проволочкой, зажал и пломбу поставил. Маленькую такую пломбочку... Официально ставлю вас в известность. Вот один экземпляр акта, извольте.
      А х м а д у л л и н а. Страшно?
      К о л ч а н о в. Страшно, а на душе легко. Был большой крик. Не уверен, что пломбу уже не сорвали. Сказать начистоту, я собой немножко доволен.
      А х м а д у л л и н а. Я так вам благодарна... На это решился бы не каждый.
      К о л ч а н о в. Самоубийство, конечно. За год до пенсии. Завтра же, если не сегодня, мое постановление будет отменено, а меня освободят от должности.
      А х м а д у л л и н а (помолчав). Вполне понимаю, что вам грозит. Минутку! (Набрав номер.) Начальника горотдела! Фарид Аскарович? Здравствуйте, Ахмадуллина. Прошу вас, немедленно пошлите наряд милиции на участок приготовления резиновой смеси на Шинном! Главным санврачом города участок опломбирован. Пусть проследят за сохранностью пломбы. (Кладет трубку, Колчанову.) Спасибо вам, Виктор Анатольевич.
      К о л ч а н о в. Да что!.. (Машет рукой.)
      А х м а д у л л и н а. Это самоубийство, вы правы. Но возникнет необходимость, и я тоже пойду на это. И мне будет легче. Потому что первый шаг уже совершили вы.


I.5

Вагончик. Бумаги, книги, случайная мебель.
Жара, лето, и человек ходит в майке. В руках его томик. Это Иванов.

      И в а н о в (читая). Всякий человек есть ложь..

Стук в дверь.

      Открыто!

Входит Гульнара.

      Г у л ь н а р а. Здравствуйте!
      И в а н о в (вглядываясь и узнавая). Девочка, которая спрашивала совета на улице? Гуля? Так?
      Г у л ь н а р а. Так.
      И в а н о в. Прошу. Садитесь.

Гульнара проходит, садится.

      С вашего разрешения я оставлю вас на минуту.
      Г у л ь н а р а. Пожалуйста.

Иванов уходит за перегородку.
Выходит — в тех же мятых джинсах и чистой рубашке.

      И в а нов. Извините!

Снова уходит. Вернувшись, ставит на стол бидон, два стакана.

      Мы с вами будем философствовать о жизни, употребляя квас местного производства. Не против?
      Г у л ь н а р а. Лучше бы пива.
      И в а н о в (усмехаясь). Пива нет.
      Г у л ь н а р а. А почему вы не спрашиваете, зачем я пришла? Почему вы даже не удивились, что я пришла?
      И в а н о в. Я знаю, почему вы пришли. Вы пришли поговорить о Диогене. Я знал, что вы придете.
      Г у л ь н а р а. А почему вы не спрашиваете, как я нашла вас?
      И в а н о в. А зачем спрашивать? Разве трудно найти человека, если хочешь?..
      Г у л ь н а р а. Кто вы такой?
      И в а н о в. Сразу на полочку хотите меня положить? С обозначенной этикеткой?
      Г у л ь н а р а. Вы зажгли спичку. И ничего не сказали.
      И в а н о в. Ты хочешь найти веру? Чтобы знать, как жить? Нет веры? В душе пусто и глухо?
      Г у л ь н а р а. А в чем смысл жизни?
      И в а н о в (улыбаясь). Браво! Вот это вопрос. Чтобы ответить на него, надо, пожалуй, посвятить объяснениям всю жизнь.
      Г у л ь н а р а. А вы можете все объяснить?
      И в а н о в. Не знаю, все ли. Но кое-что, возможно.
      Г у л ь н а р а. А как, например, вы объясните поступок парня? Ему всего двадцать один. Живчик! Как-то у себя в институте собрал средства в фонд мира. А потом устроил пикничок. На лоне природы с девочками! Знаете, приятные сексигры! На сберкнижке у него, у этого активиста, пятнадцать тысяч, а мечтает — о ста. Или! Как вы объясните другую дрянь? Его сестру. Ей еще нет восемнадцати, а она уже думает делать второй аборт. Ей ничего не стоит избить кого-нибудь.
      И в а н о в. Объяснить нетрудно.
      Г у л ь н а р а. Нетрудно? А понять их отца? Всю жизнь в холуях у мужа своей сестры. Тоже хозяйственник, руководитель. Человек, у которого полгорода знакомых. Может все сделать. Все достать. Сам холуй. И любит холуев. У всех его друзей не пальцы, а шупальцы! И это только одна наша благополучная семейка!..
      И в а н о в. А ты уверена, что действительно хочешь знать ответ на все эти вопросы? Может быть, ты хочешь знать только, как надо жить тебе? В чем смысл твоей жизни?
      Г у л ь н а р а. Я хочу знать, почему вы живете здесь, в этой дыре? В этих зарослях.
      И в а н о в. Мне здесь хорошо.
      Г у л ь н а р а. Хорошо... Нельзя все объяснить! Никто не сможет. Никто не поймет вас до конца! Меня до конца никто не поймет! Мы не понимаем до конца друг друга.
      И в а н о в (беря книгу). Я только что читал псалмы Давида.
      Г у л ь н а р а. А вы кто? Священник?
      И в а н о в (засмеявшись). Нет. Но слушай! Всякий человек есть ложь, написано здесь.
      Г у л ь н а р а. Правильно!
      И в а н о в. А я думаю, что всякий человек есть надежда. И я не только думаю так. Мне кажется, я и знаю это.
      Г у л ь н а р а. Вы говорите не те слова, что все. Но все равно это тоже слова. (Кричит.) Это тоже ложь, ложь!


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

II.1.

Иванов и Гульнара. Вагончик.

      И в а н о в. Нет, человек не ложь. Видишь ли, человек — это существо, сотворенное из снов и желаний. Где грань между сном, то есть мечтой, и реальностью?
      Г у л ь н а р а. Даже смешно!
      И в а н о в. Что именно?
      Г у л ь н а р а. Вы взрослый человек. Сколько вам лет? Смешно видеть человека, который говорит так напыщенно. Вы, наверное, обманщик, какой-нибудь врун? А если не врун, то дурак!
      И в а н о в. Мне это знакомо, девочка.
      Г у л ь н а р а. Извините! А почему все-таки вы зажгли спичку?
      И в а н о в. Вот, говори после этого с женщиной! Что ты привязалась к этой спичке?
      Г у л ь н а р а. Как Диоген, вы искали человека? А во мне не нашли его?
      И в а н о в. А я и не искал. Мне просто нужно было прекратить твою истерику. Что касается Диогена, он искал не просто человека. А такого, кто осуществил в себе идею человека до конца. Понимаешь?
      Г у л ь н а р а. Во мне она, конечно, не осуществилась?
      И в а н о в. Во многих она еще не осуществилась.
      Г у л ь н а р а. Что ж, я дрянь, не отрицаю. Но я пришла к вам сказать, что человек вообще дрянь. И зажигать спичку бессмысленно.
      И в а н о в. Здесь мы расходимся совершенно.
      Г у л ь н а р а. Расходимся? Вы, надо думать, тоже осуществляете в себе идею человека? Так? Диоген жил в бочке, вы — в вагончике. Но хотите я докажу, что вы тоже дрянь? Вы — такой сильный, такой мудрый, такой храбрый. Больше того, такой святой, такой непонятный?
      И в а н о в. Разговор, оказывается, серьезнее, чем я думал.
      Г у л ь н а р а. Вы, конечно, можете отказаться. Тогда я просто уйду.
      И в а н о в. Куда?
      Г у л ь н а р а. А не все ли равно вам — куда?
      И в а н о в. Представь, не все равно. Единственный вопрос, который меня интересует в жизни, это вопрос, откуда и куда идет человек. Давай свои доказательства.
      Г у л ь н а р а. А не боитесь? (Помедлив.) Мне почему-то уже не хочется играть в эту игру... Вагончик стоит на отшибе...
      И в а н о в. Ну и что?
      Г у л ь н а р а. А то! Представьте и вы, например, что к вам действительно пришла какая-то дрянь... Чтобы попробовать на зуб ваши теории. Разве никто не может заявиться к вам? Какая-нибудь пьяная или шальная компания?
      И в а н о в. А какова здесь будет роль красивой, сомневающейся восемнадцатилетней девочки?
      Г у л ь н а р а. Моя красота нечто вроде упаковки. Обертки! Под ней ничего нет. Пусто.
      И в а н о в. Ты напрасно на себя наговариваешь...
      Г у л ь н а р а. Ну, как хотите, Иван Иванович Иванов.

Подходит к двери, открывает.

      Мальчики! Заходите.

Входят три здоровых, мордатых парня спортивного типа.

      Садитесь, где хотите. Вон квас. Кого-то, кажется, жажда мучила? (Иванову.) Они будут молчать. Но если я попрошу их о чем-то, они выполнят все, что я попрошу!
      И в а н о в. Любопытный поворот.
      Г у л ь н а р а. Вам не нравится?
      И в а н о в (усмехаясь). Пока я нейтрален.
      Г у л ь н а р а. Вы зажгли спичку. Вот и я хочу зажечь свою спичку и посмотреть на вас.
      И в а н о в. Ого! Я вас, кажется, серьезно обидел?
      Г у л ь н а р а. Оскорбили. Но это не важно.

Парни садятся, где попало.
Один из них пьет квас, другой закуривает, третий мрачно сплевывает на пол.

      Мальчики, ведите себя пока прилично. (Толстому.) Слюну прибереги. Может, еще пригодится. (Иванову.) Так как? Будем спорить о человеке или вы сразу со мной согласитесь? Тогда мы уйдем.
      В ы с о к и й. Водка у тебя есть?
      И в а н о в. Что?
      В ы с о к и й. Ставь на стол! Вы лясы будете точить, а нам что делать?
      Г у л ь н а р а. Мальчики!
      В ы с о к и й. Мальчики тоже хотят развлекаться, не только ты.
      И в а н о в. Водки у меня нет.
      В ы с о к и й. Так сбегай!
      Х у д о й. Он тебе не сбегает, а сбежит. Закрой хайло и потерпи!
      Г у л ь н а р а (Высокому). А ты — дрянь! Сразу выкобениваться стал. Я же тебя просила!
      В ы с о к и й (ворчливо). Ладно, ладно!
      Х у д о й. Я ему повыламываюсь, гаду!
      Г у л ь н а р а (Иванову). Видите, мальчики нервничают.
      И в а н о в. По-моему, нет оснований. Я один, вас четверо. Вагончик стоит действительно на отшибе.
      Г у л ь н а р а. Иными словами, вы не против того, чтобы побеседовать.
      И в а н о в. Не против.
      Г у л ь н а р а. И снова готовы утверждать, что всякий человек есть... Как вы сказали?
      И в а н о в. Надежда.
      Г у л ь н а р а. Да, надежда.
      Т о л с т ы й. Шутит, парень, а? Комик!
      Г у л ь н а р а (Худому). Владик, почему они мне мешают?
      Т о л с т ы й. Что я — автомат, что ли? Привела сюда и молчи?!

Худой подходит к Толстому, хлестко бьет по лицу.

      Х у д о й. Встать... Встать, когда говоришь со мной!

Толстый медленно поднимается.

      Ты спрашиваешь, автомат ли ты? Да, автомат. Я включаю тебя и выключаю. (Высокому.) И тебя! Запомните, вы оба сейчас выключены.

Молчание.

      Г у л ь н а р а. А вы говорите, что человек есть надежда. А его можно выключить...
      И в а н о в. Можно.
      Г у л ь н а р а. Может, нас всех давно уже выключили? Что мы можем вокруг себя переменить? Все идет само собой и неизвестно куда! Землю отравляют, воду тоже! Строят какие-то заводы, а счастья прибавляется? Если бы оно прибавлялось? Как-то спрашиваю своего дядю, мужа моей тетки, он здесь большой начальник, Жиганов его фамилия… Прежнего гендиректора убрали и его поставили. И вот спрашиваю его, а он меня даже не слышит. Выключенный! Знаете, что я пришла узнать? Я хочу знать, есть ли, остались ли на земле невыключенные люди?

Иванов во время этого монолога садится за столик, закуривает, задумывается.
Держит себя он так же — свободно, естественно — в нем ничего не изменилось с появлением гостей.

      И в а н о в (вставая). Водки нет, но чай для гостей найдется. (Проходит за загородку, выходит оттуда с чашками.)
      Х у д о й. Ты, дядя, гляжу, ситуацию не сечешь. Чайком, что ли, хочешь задобрить?
      И в а н о в (Гульнаре). Помоги.
      Х у д о й. Или не хочешь сечь?
      И в а н о в. Насколько я понял ситуацию, ты способен выключить этих ребят. А кто выключает тебя? Она?
      Х у д о й. Ну, положим.
      И в а н о в (Гульнаре). Выключи его, пожалуйста, на время и помоги собрать на стол.
      Г у л ь н а р а (Худому). Владик...

Иванов собирает на стол, Гульнара стоит, смотрит на него.

      И в а н о в (Гульнаре). Не хочешь или неудобно? Что ж... Я обещал тебе все объяснить и объясню. И насчет включаемых и выключаемых людей.
      В ы с о к и й (Худому). И ради этой ерунды ты нас сюда привела? Разговоры говорить?
      Г у л ь н а р а. Владик, ты меня удивляешь!

Худой медленно подходит к Высокому.
Удар неожиданен и жесток. Высокий перегибается.
Свалившись на стул, долго сидит, тяжело и надсадно кашляя.

      Х у д о й. Извини. С ними, как со зверьем в цирке. В одной руке кусок мяса держи, в другой — хлыст. Может, и с этим пора?
      И в а н о в (Гульнаре). Принеси, пожалуйста, чайник. Наверное, уже вскипел.

Гульнара уходит за загородку, приносит чайник.

      Теперь можно. Прошу за стол!
      Т о л с т ы й (Высокому). На чай, значит, они нас включают! Придвигайся! Потеха!

Встают, рассаживаются.

      И в а н о в (Гульнаре). Ну, ты у нас хозяйка.

Гульнара разливает чай.

      (Глядя на гостей.) Вот как все удачно получилось. Как на уроке. Можно рассказывать и тут же показывать модели.
      Х у д о й. Кого показывать?
      И в а н о в. Это я к разговору насчет того, какие мы, люди?
      Х у д о й. Забавный ты малый, я гляжу!
      И в а н о в. Спасибо. Мы все забавные, если приглядеться. Так вот, Гуля, по моим наблюдениям, тело и дух всего человечества составляют как бы три человеческих типа. Первый человек из породы примыкающих. Это всегда слепок с той или иной микроситуации. Пьют рядом водку, и такой человек будет хлестать ее. Бьют кого-то, убивают, и он здесь. Крестят лоб, встают на колени, и тут этот приспособленец всегда в числе первых.
      Т о л с т ы й. Чего ты на меня уставился?
      И в а н о в. Не узнаешь себя в этом портрете? Но я еще не договорил...
      Т о л с т ы й. Я те договорю!
      И в а н о в. Прекрасно! Если тебе прикажут, конечно. А если прикажут другое?
      Х у д о й (Толстому). Заткнись!
      И в а н о в. Вот! Прикажут такому заткнуться, он заткнется. А брось такого человека в воду, через два дня у него между пальцев вырастут плавательные перепонки. Такой человек вне морали. У него одно измерение — инстинкт приспособления, выживания. (Гульнаре.) Ты говоришь, что кто-то обворовывает людей и страну, кто-то тащит все, что попало, к себе в дом, в карман, в свой желудок. Ты говорила об одной семейке! Так я тебе скажу, кто эти несуны! В роли несунов выступает именно такой человек. Он та самая пустая чистая доска, на которой выдавливаются любые слова, мнения, взгляды. На этой доске могут быть выведены любые знаки. Добра, зла. Веры, безверия. Таких людей теперь немало. Страну могут погубить. Собственно, мы уже на грани гибели.
      Г у л ь н а р а. Ну, а еще какие люди есть?
      Х у д о й. Ты сам кто такой?
      И в а н о в. Тебя, кажется, тоже выключили? Хочешь включиться? Ах, чаю? Пожалуйста! Гуля, налей.

Гульнара уходит за загородку, возвращается. Наливает чай Худому.

      (Продолжая.) Как объяснить чрезвычайно быстрые превращения натуры? Хотя бы взять наш век! А объяснить надо! Иначе — тупик, безверие. Что произошло, скажем, с одной европейской страной, с тамошним человеком в тридцатых годах? Можно найти какие-то экономические объяснения. Но я говорю о психологии. А кто убил за три года три миллиона людей в одной восточной стране? Людей убивали мотыгой. По затылку.
      В ы с о к и й. Мы, что ли? Чего ты на нас пялишься?
      Х у д о й. Молчать! (Иванову.) Говори, говори.
      И в а н о в (Гульнаре). Ты говоришь, что человек дрянь. Да, бывает дрянью. И опасной! Теория маленького человека чрезвычайно опасна! Ибо человек должен быть не маленьким. Не простым, а большим! Сложным!
      Г у л ь н а р а. Мало ли что должен!
      И в а н о в. Должен. И может. Этот самый первый человек может, например, и быстро улучшаться. Если его заразить добром! Поэтому я смотрю оптимистически в будущее. (Толстому.) Слушай, как тебя зовут?
      Т о л с т ы й (смущенно). Боря.
      И в а н о в. Ты, Боря, я гляжу, симпатичный парень. Приходи ко мне чаще. Куришь?
      Т о л с т ы й. Курю.
      И в а н о в. Пьешь?
      Т о л с т ы й. Пью.
      И в а н о в. А знаешь, что вредно для здоровья и на мозги действует?
      Т о л с т ы й (внезапно словно заикаясь). 3..знаю.
      И в а н о в (уверенно). Бросишь и пить, и курить. Хочешь?
      Т о л с т ы й. М..можно. А з..зачем?
      И в а н о в. Зачем? (Хохочет.) Ты, однако, философ!
      Х у д о й. А ты мне не разлагай ребят. (Гульнаре.) Отваливать пора, Гулька!
      Г у л ь н а р а. Подожди! (Иванову.) Я хочу знать все. Вы сказали, что существует три типа.
      И в а н о в. Ты хочешь знать, кого все-таки искал Диоген? Смотри сама. Объясню в двух словах. Второй человек больше первого. Намного. Его эгоизм не только личный, но и групповой. Но этот человек тоже замкнут. Его цели и деятельность ограничены существующим уровнем экономики, культуры. Какими-то, пусть широкими, но все-таки групповыми интересами. Конечно, он этого не ощущает.
      Г у л ь н а р а. А я знаю одного такого. Мой дядя!
      И в а н о в. Вот! Такой человек не справляется теперь ни с какими делами. Ни человечество, ни, допустим, страна не выживут, если будут руководствоваться его моралью и сознанием. И даже в более частном, более мелком плане такой человек по-настоящему не может решить ни одной проблемы. Ему мешает все-таки его эгоизм.
      Х у д о й (вставая). Нет, совсем чокнутый! Нам здесь делать нечего.
      И в а н о в. Любой эгоизм слеп и глух, Гуля. А что может слепой и глухой? Поэтому мир и жизнь спасет третий человек. Тот, в ком сольется и прошлое, и настоящее, и будущее. Этот человет полностью выйдет за пределы эгоизма. Ты понимаешь? Нет, ты, наверное, даже не понимаешь? Это трудно понять. Ведь это будет совершенно новый мир! Другая физика, чем сейчас. Другая этика. Другое знание себя и всего окружающего. Другие человеческие отношения. Мои деления, конечно, условны. На самом деле все эти три человека — первый, второй, третий — есть в каждом из нас. Они борются в нас. В ком-то побеждает первый, в ком-то — второй. А в ком-то, возможно, третий. И такая же борьба происходит в истории.
      Х у д о й. Извини, друг, перебью.
      И в а н о в. Что?
      Х у д о й. Перебью, говорю.
      И в а н о в. А-а, да-да.
      Х у д о й. Нам, пожалуй, все-таки пора отваливать. Ты, видать, из ненормальных. Городской псих. Таких мы не трогаем. (Гульнаре.) Ты идешь?
      Г у л ь н а р а. Я останусь.
      Т о л с т ы й (громко). За квас спасибо! (Высокому.) Ты чего-нибудь понял?
      В ы с о к и й. Выпить надо скорее. Без поллитра не разберешься.
      Х у д о й. Здесь литр надо на брата, а не поллитра. Найдем! (Иванову.) На прощанье я тебе так скажу: все это мура. Я вокруг себя гляжу. Одни вырожденцы. Каждому дачку надо, машину, стенку импортную! И больше ничего, пропади все пропадом! Куча барахла, а внутри кучи твоего человека уже не видно. Так в этой куче он и подохнет. Задохнется.
      И в а н о в. Жить захочет и выберется.
      Х у д о й. Не знаю. Мысль это одно, а когда до исполнения доходит — получается собачья мура. Но, с другой стороны, чокнутые нужны. Поэтому обижать будут, скажи Гульке... Мы включимся! (Смеется.) Ну, пошли!

Уходят. Слышен шум мотора машин. В дверях — Ахмадуллина.

      А х м а д у л л и н а. Здравствуйте! Простите, здесь живет Иванов?
      И в а н о в. Иванов — это я. Проходите. Присаживайтесь, пожалуйста. Чаю не хотите?
      А х м а д у л л и н а. С удовольствием. Давайте познакомимся. Ахмадуллина Дания Каримовна, председатель исполкома.
      И в а н о в. Иван Иванович. А это моя гостья. Гульнара. (Гульнаре.) Будь добра, чаю Дании Каримовне.
      Г у л ь н а р а. Сейчас. Надо подогреть.
      И в а н о в. Подогрей.
      А х м а д у л л и н а. Мы знакомы с Гулей.
      И в а н о в. Вот как! В сущности, если разобраться, мы все знакомы друг с другом через кого-нибудь.
      А х м а д у л л и н а. Вы правы. Поэтому я и здесь. Сегодня ко мне на прием пришла Анна Федоровна Буркова, с которой вы обменялись жильем.
      И в а н о в. Ну-ну, и что же?
      А х м а д у л л и н а. Просится обратно.
      И в а н о в (засмеявшись). Не выйдет! Мне здесь нравится!
      А х м а д у л л и н а. Анна Федоровна беспокоилась, не обманула ли она вас. Или вы ее.
      И в а н о в (снова засмеялся). Ну, ничего, пусть побеспокоится, помучается.
      А х м а д у л л и н а. Привело меня к вам, откровенно говоря, любопытство. Каюсь, навела о вас справки. Оказывается, вы еще и проповедник? К вам ходят и старики, и молодые.
      И в а н о в. Ну, какой я проповедник. По диплому я философ. Окончил в свое время философский факультет. А потом почувствовал — надо еще ощупать жизнь и руками. А сейчас я — фотограф. Большинство считает меня неудачником. А я просто живу.
      Г у л ь н а р а. Я мешаю?
      И в а н о в. Нисколько, Гуля. И мы ведь с тобой еще не доспорили до конца.
      А х м а д у л л и н а (оглядывая комнату). Как у вас здесь хорошо и тихо. Пожалуй, вы не прогадали.
      И в а н о в. Я тоже так думаю. В сущности, человеку мало что надо. Равновесие с самим собой.
      А х м а д у л л и н а (улыбаясь). Да, пожалуй.
      И в а н о в. У вас, я вижу, покой в душе. Вы живете в согласии с собой?
      А х м а д у л л и н а. Никогда не думала об этом. Но, пожалуй, это так.
      Г у л ь н а р а. Давайте пить чай.
      И в а н о в. Прошу! Правда, ничем особым угостить вас не могу! Но это, наверное, неважно.
      А х м а д у л л и н а. Впервые встречаю философа. А почему вы занялись фотографией?
      И в а н о в. Фотографирую жизнь, человеческие лица, смотрю, как они выглядят. Фиксирую то, что есть. Пытаюсь угадать, что будет.
      Г у л ь н а р а (разлив чай по чашкам и присев). Я хочу с вами обоими пить чай. Вместе.

Вскакивает. Как вихрь, проносится по дому.

      Где у вас музыка? Есть у вас музыка?


II. 2

Кабинет второго секретаря горкома партии.
Столы, телефоны, Асланов и Киносьян, новый главный санврач города.

      А с л а н о в. Работы у вас будет много. Засучивайте рукава сразу же.
      К и н о с ь я н. Разумеется!
      А с л а н о в. Ситуация сейчас даже более сложная, чем раньше.

Входит женщина в белом передничке с подносом в руках,
молча и бесшумно ставит сначала перед гостем, затем перед хозяином по стаканучая,
также бесшумно уходит.

      Надо делать то, что делали вчера. Объем дел не меньше. Закладываются новые заводы. Плюс сам комплекс. До пуска были все лозунги, поднимались на Эверест. Ребята, подождите, вот пустим — все будет! Пустили. Праздник позади. Всплывают недостатки в проектах. Обнаруживаются нерешенные социальные проблемы. Не все так, как хотелось бы, и по санитарной части. Но в целом, вы это должны понять с самого начала — система устоялась. Все в рамках!
      К и н о с ь я н. Я понимаю.
      А с л а н о в. Ваш предшественник Колчанов — сильный, квалифицированный работник. Мы ценили его до определенной поры. Но, к сожалению, он все время отклонялся...
      К и н о с ь я н. Меня ввели в курс дела. Я очень рад, что мне предложили работу здесь.
      А с л а н о в. Над устранением недостатков мы упорно работаем, но драматизировать события ни к чему! Так недолго превратиться в жертву собственного страха! Несомненно, загрязнение среды имеет место. И здесь нужно бороться, но эту сторону человеческой деятельности надо рассматривать как оборотную сторону положительного процесса. У нас же, к сожалению, встречаются паникеры! Истерики, понимаете, устраивают, эксцессы!.. Ни к чему!
      К и н о с ь я н. Я вполне разделяю ваши взгляды.
      А с л а н о в. Работайте, Владимир Александрович. Терпеливо, спокойно. Где надо, горком партии вас поддержит. Где надо, поправит. У хозяйственников своя психология. Уламывайте их, заставляйте! Заинтересовывайте!
      К и н о с ь я н. Да, работа у нас дипломатическая.
      А с л а н о в. Именно! Когда приезжает семья?
      К и н о с ь я н. Как только в руках появится ключ от квартиры.
      А с л а н о в. Это не вопрос...

Входит Ахмадуллина.

      А с л а н о в (поднявшись из-за стола и встречая ее). Вот и славно! (Делая широкий жест рукой.) Познакомьтесь, Дания Каримовна. Новый главный санврач города.
      К и н о с ь я н (почтительно). Киносьян Владимир Александрович. Очень приятно.

Здороваются.

      А х м а д у л л и н а. Я пришла как раз по делу Колчанова. Однако какая оперативность с назначением!
      А с л а н о в. Ну, не будем говорить теперь об этом. Экстраординарный случай — экстраординарные меры. В области поняли наши нужды.
      К и н о с ь я н. Извините. Разрешите идти?
      А с л а н о в. Конечно же, Владимир Александрович. Тут наши мелкие внутренние дела. Думаю, что с Данией Каримовной вы сегодня же решите свой квартирный вопрос. (Протягивая руку.) Желаю успехов на новой работе.
      К и н о с ь я н. Спасибо. Большое спасибо! Извините.

Уходит.

      А х м а д у л л и н а. Да, Колчанов пытался что-то сделать, как-то изменить положение вещей. И вот уже его нет. Заменен другим! Более удобным! И как быстро!
      А с л а н о в (тихо). Каждая система обладает способностью к саморегуляции.
      А х м а д у л л и н а. Из санитарно-защитной зоны шинного завода до сих пор не вынесен поселок, в котором живет три тысячи человек!
      А с л а н о в. Не будет шин, не будет машин, Дания Каримовна. Не будет нас...
      А х м а д у л л и н а. Я каждый свой рабочий день начинаю с чтения жалоб.
      А с л а н о в. И я их читаю. Не только у тебя жалобы.
      А х м а д у л л и н а. Вопрос о Колчанове я не считаю снятым.
      А с л а н о в. Никто не выгоняет его. Подыщем другое дело. Ни к нему лично, ни к его работе особых замечаний нет. Наоборот, на прощание ему нужно дать Почетную грамоту. Даже, возможно, чем-то премировать. И, кстати, в первую очередь об этом должен побеспокоиться отдел здравоохранения исполкома.
      А х м а д у л л и н а. Ах, как трогательно! Какие мы гуманисты!
      А с л а н о в (впервые взглянув на нее прямо). Закусываешь удила, Дания Каримовна? Послала наряд милиции, понимаешь. Что это такое? Благодари бога, что тут же приняли меры и делу не была придана огласка. Ты — в стороне.
      А х м а д у л л и н а. Спасибо за заботу.
      А с л а н о в. Удивляюсь. Заранее не посоветоваться, не обкатать, не провентилировать вопрос? Не постараться предварительно найти разумное, приемлемое для всех решение? Ты что думаешь? Если ты работала в контакте с первым секретарем, то сейчас, когда он тяжело болен, со мной не нужно и политес соблюдать? Советоваться тебе не с кем? Этот пломбу ставит. Ты... Что это такое? Анархия! Кухонная склока! Невозможно!
      А х м а д у л л и н а. Это не кухонная склока. Это скандал. И мне он необходим.
      А с л а н о в. Что?
      А х м а д у л л и н а. Наша цель, наверное, производство ради производства. А идет уже процесс, полностью лишенный идеи.
      А с л а н о в. Ты отдаешь отчет в том, что говоришь?
      А х м а д у л л и н а. Только пятая часть населения в городе обеспечена квартирами. Остальные живут в малосемейках, общежитиях, в вагончиках, частных квартирах. Эту проблему за годы строительства мы так и не успели решить. Миллионы тонн отходов в год. Куда их высыпать? Речка превратилась в сточную канаву. Сосна сохнет! А министерства обивают пороги у горисполкома, требуя все новых территорий. Не пора ли уже сказать: оставьте место и человеку!
      А с л а н о в (после паузы). Ваша основная ошибка, Дания Каримовна, мне кажется... Впрочем, это даже не ошибка. Это что-то большее. Наверное, мировоззрение, взгляд... Бывает, человек перестает чувствовать ход времени, начинает жить в воображаемом мире. Не в реальном! Этот казус с шинным заводом... Закрыть новое предприятие? Это же, простите, анекдот. Но, к сожалению, он не случаен. У вас бесконечный конфликт с заводами! Сколько это может продолжаться?
      А х м а д у л л и н а. Я выросла в детдоме. Ты... Все мы прошли почти одинаковый путь. А вышли... Куда? К чему мы придем, если не будем бороться с машинным мышлением?
      А с л а н о в. С тобой что-то происходит, Дания. Может, ты устала? Нервы сдают? Конечно, всем нам уже под пятьдесят. Жизнь под гору...
      А х м а д у л л и н а. Пойми, если ты способен еще что-то понять. Люди сейчас уже другие. Мы не можем и не будем мириться с тем, чтобы нас тащили куда-то назад.
      А с л а н о в. Наш разговор становится беспредметным.
      А х м а д у л л и н а. Да! (Другим тоном.) Кстати, в профсоюзы, в Москву, оказывается, поступает много жалоб. Сейчас в ряде областей идет проверка. Комиссия приедет и к нам. И к вопросу о Колчанове я еще вернусь.

Направляется к двери.

      А с л а н о в (вдогонку). Твоя работа?
      А х м а д у л л и н а. Что?
      А с л а н о в. Приезд комиссии?
      А х м а д у л л и н а (остановившись у двери и улыбаясь). Разве я говорила об этом? Я поставила вас в известность о том, что стало известно мне.

Уходит.

      А с л а н о в (оставшись один). Нет, это уже из ряда вон! Скандал ей нужен!.. Хочет прийти, с ужасом думаешь, как галстук повязан! К черту!

Нервно стучит костяшками пальцев по столу, нажимает кнопку селектора.

      Борис Евгеньевич, зайдите-ка!..

Листает бумаги. Входит сотрудник.

      Что у нас в повестке ближайшего бюро?
      С о т р у д н и к. Первый вопрос — подготовка города к зиме. Второй — работа с кадрами на кузнечном заводе.
      А с л а н о в (перебивая). Хорошо! По первому вопросу — убедительную справку! Объективно. Бескомпромиссно. Плюсы. Минусы. Больше требовательности. Хватит замазывать огрехи в работе исполкома. Подключите Дементьева. Зампред. Взгляд изнутри на собственные промахи. Проведите необходимую работу с другими членами бюро. Справка должна носить совершенно принципиальный острый характер. Город к зиме не готов.
      С о т р у д н и к (записывая). Понятно.
      А с л а н о в. Свяжите эту тему вообще с вопросами экономического и социального развития города. Почему отстает от роста потребностей строительство жилья, объектов просвещения, культуры, здравоохранения? К сожалению, такой разговор мы поднимаем не впервые. Все эти вопросы неоднократно заслушивались на пленумах горкома, выносились на бюро, на сессии Совета. Есть десятки постановлений! Но многое так и осталось на бумаге.
      С о т р у д н и к. Понятно.
      А с л а н о в. К сожалению, город фактически не имеет настоящего хозяина. В наших планах столько же комплексности, как в комплексных обедах в столовых! Проектируется и строится не целое, а куча отдельных кусочков. Город как целое развивается не по своим законам, а по капризам различных министерств и ведомств, преследующих в первую очередь свои отраслевые цели. Не все объекты генплана подкрепляются планами капитальных вложений. На каждой стадии проектирования и строительства объекты, связанные с жизнью человека, как правило, сокращаются. Внимательно посмотрите, как исполком направляет этот процесс! «Мне думается, что некоторые его работники, и прежде всего председатель, забывают, что человек не придаток машины!..
      С о т р у д н и к. Ясно.
      А с л а н о в (не выдерживая и срываясь на крик) . Скандал ей нужен! Всех этих фанатов с великими идеями пора уже выбрасывать. Мы приходим на командные посты! Мы!
      С о т р у д н и к. Я все понял.
      А с л а н о в. Отметьте: нет методической, целенаправленной работы! Нет живой заботы о людях!
      С о т р у д н и к. Именно.
      А с л а н о в. Поставьте вопрос о доверии! О политическом доверии!


II.3

Квартира Ахмадуллиной.
Ахмадуллина стоит перед зеркалом, долго смотрит на себя, трогает рукой шею, лицо.
На стене фотографический портрет. Лицо мужчины. Подходит к нему, смотрит на него.

      А х м а д у л л и н а. А ты молод. Ты погиб и всегда останешься молодым!.. Но как порой мне хочется говорить с тобой. Знаешь, что-то непонятное происходит с людьми, со страной. Что будет завтра, неизвестно…

Звонок в дверь, но Ахмадуллина не слышит.
Снова звонок. Она уходит, возвращается с Павлом Тимофеевичем.

      С о с е д. Извини, беспокою.
      А х м а д у л л и н а. Ничего.
      С о с е д. Ты хоть и большой человек, а женщиной осталась. Не попорчена властью.
      А х м а д у л л и н а. Власть людей не портит. Люди иногда портят власть.
      С о с е д. Может, и так оно. Наблюдаю я за тобой давненько. И пешком ходишь, и в магазин как обыкновенный человек забегаешь. Вашему брату ящиками обычно развозят, а тебе нет.
      А х м а д у л л и н а. Да, достоинства. Ты не льсти. Что за дело у тебя?
      С о с е д. День рождения у меня сегодня, Дания Каримовна. Вот хотел, если не побрезгуешь, пригласить... Ведь никто в целом свете и не знает, что у человека день рождения. И сказать вовсе некому. От детей телеграммы ждал, а не пришла.
      А х м а д у л л и н а. Ну, садись, Павел Тимофеевич, присаживайся. Сейчас мы с тобой и отпразднуем твой день рождения.
      С о с е д (обрадованно). Я услышал, дверь вроде твоя хлопнула, пришла, значит… (Показывает рукой.) У меня и стол готов. Пельмени сделал.
      А х м а д у л л и н а (накрывая на стол). Какая разница! Поесть и здесь найдется, не беспокойся.
      С о с е д. Я уж давно думал... Может, кран какой починить ей надо?
      А х м а д у л л и н а (засмеявшись). Опять ты с краном?
      С о с е д. Или лампочку вставить? Ты бы обращалась ко мне... Надо, чтобы человеку что-то нужно было. Тогда и ему легче, и с ним сподручней общаться. Человек с нуждой понятней, чем без нужды. А тебе никогда ничего не нужно.
      А х м а д у л л и н а (улыбаясь). Ну, вставь, вставь лампочку, если хочешь. Перегорела. В торшере. Сама бы вставила, да нет, кончились.
      С о с е д (оживленно и обрадованно). Сейчас! Сейчас принесу, Дания Каримовна!

Уходит. Ахмадуллина накрывает стол.
Снова появляется Павел Тимофеевич — в руках у него кастрюля, бутылка вина, лампочка.

      Вот пельмени!
      А х м а д у л л и н а. О!.. Сейчас мы с тобой такой праздник устроим!
      С о с е д (вставляя в торшер лампочку). Мужская рука всякому дому нужна. Где приколотить, где привинтить.
      А х м а д у л л и н а. А как же! Ну садись-садись.
      С о с е д. Открою бутылку?
      А х м а д у л л и н а. Что ты спрашиваешь? Разливай! (Подняв рюмку). Поздравляю тебя, Павел Тимофеевич. Счастья тебе желаю, радости! Сколько тебе исполнилось?
      С о с е д. У женщин и стариков не спрашивают. Не скажу. (Поставив на стол пустую рюмку.) Однако вдвоем за столом лучше сидеть, чем одному. Человечество вокруг себя ощущаешь. Вчера хожу по двору, ищу своего кота. Спать ложусь — держусь за него. Держаться надо ведь человеку! Кабы не держаться? Вон моя сестра, на двадцать лет моложе. Сегодня с одним, завтра с третьим. Не за ради денег или какой-то особой такой охоты. Чтобы рядом кто-то был! Пусть молчит, говорит, да спит, пусть бревно бревном, а все-таки кто-то есть, душа рядом живая!
      А х м а д у л л и н а. Бревно-то?
      С о с е д. А за ради души! Птички гнездо вьют, рыбы из морей в другие моря ради любви этой самой идут, а человек один? Хуже рыбы это положение.
      А х м а д у л л и н а (смеется). Говорлив ты сегодня, сосед.
      С о с е д. Пельмени-то есть будем?
      А х м а д у л л и н а. Будем.
      С о с е д (наполнив тарелки). Однако непонятная ты женщина, Дания Каримовна. Стол вот у тебя небогатый. И холодильник, я заметил... Дверку-то открыла, не полный, а?
      А х м а д у л л и н а. Стол как стол.
      С о с е д. Да у других побогаче... Такие разносолы бывают! Откуда только берут?
      А х м а д у л л и н а. Каждый сидит за таким столом, за каким может.
      С о с е д. Вот я и говорю, женщина ты со своими понятиями. Человек, который выгоду себе не ищет — с ним трудно. Не знаешь, как с ним говорить. И чего ждать. Он и так может, и эдак! Если бы, например, честные были все люди, то и не знаю, как бы все жили.
      А х м а д у л л и н а. Хуже, что ли?
      С о с е д. Непременно хуже. Человек всегда с выгодой жил. Без выгоды ему как без собственного дома. Неприютно. Спрятаться негде. Да и скучно.
      А х м а д у л л и н а. Выгода разная бывает. Бывает маленькая. А бывает побольше.
      С о с е д. Это какая же побольше?
      А х м а д у л л и н а. Для большой выгоды надо душу большую иметь.
      С о с е д. Понятно! (Помедлив.) Понятно... А я ведь с дальним прицелом к тебе, Дания Каримовна. День рождения вроде повода... Без повода как к человеку обратиться? Вот еще, как потом жить думаешь, спросить хочу.
      А х м а д у л л и н а. Ты где раньше работал, Павел Тимофеевич? Все сегодня допросы снимаешь? А? Не в органах?
      С о с е д. Разговор важный... Я ведь уже целый год об этом разговоре думаю. Только как начать? У меня какая мысль? Ты, конечно, человек с должностью. Но большую должность человек занимает или малую, он все равно человек, так?
      А х м а д у л л и н а. Так.
      С о с е д. И это все (касается руками своей груди) у него имеется?
      А х м а д у л л и н а. Наверное.
      С о с е д. Потом с работы могут выгнать, попросить, так сказать?
      А х м а д у л л и н а (рассмеявшись). Вполне могут.
      С о с е д (обрадованно). Вот-вот! Да и жизнь такая, время летит. Сегодня ты вроде работаешь, а завтра проснулся — ты уж, оказывается, на пенсии, а послезавтра, может, уже и умер!
      А х м а д у л л и н а. Ну-ну?
      С о с е д. А пока не умер, жизнь идет. А куда ее девать, если уже некуда ее девать? А когда семья — легче. Понимаешь, к чему я клоню?
      А х м а д у л л и н а. Понять нетрудно. Но ты философ. Все обосновываешь.
      С о с е д. Дети у меня — одни женаты, другие замуж повыскакивали. Своя судьба. Жена моя была прекрасный человек, Дания Каримовна... И потому мне надо такую жену, чтобы она ее память уважала. (Глядя на портрет на стене.) У меня тоже фото над столом!.. Чтобы это фото не выкидывала в помойное ведро!
      А х м а д у л л и н а. Хорошо, что помнишь ее.
      С о с е д. А как не помнить? Что мы за люди будем, если у нас память отшибленная будет? Она мне сама так и сказала перед смертью: «Подожди, говорит, Павлик, год-полтора, чтобы перед людьми неудобно не было, а потом постарайся обязательно заинтересовать хорошую женщину».

Молчание.

      Я вот к тебе и приглядываюсь по-соседски. Ты человек строгий, простой, а я таких уважаю. Конечно, должность у меня обыкновенная, да можно сказать, и на пенсии я. И постарше тебя лет на пятнадцать, но ведь мужик!
      А х м а д у л л и н а (посмотрела на него, улыбнулась). Мужик. Верно.
      С о с е д. И, сама знаешь, непьющий. Ты сама-то замужем была? Или все по общественной линии развивалась?
      А х м а д у л л и н а. По всяким линиям развивалась, Павел Тимофеевич.
      С о с е д. А по личной линии как было?
      А х м а д у л л и н а. По личной линии... Умер он. Давно уже. Улица за углом к проспекту тянется. Его именем названа. Работал здесь, в этом городе. Вот... по этой линии и хожу. Вся моя любовь теперь, понял?
      С о с е д. То есть как?
      А х м а д у л л и н а. Моя судьба на мне, наверное, Павел, заранее была написана. Ни отца я не знала, ни матери. В бомбежку, говорят, погибли. Ни сестры у меня не было, ни брата, вот и детей нет. Иногда мне кажется, что я рождена всем миром, чтобы за него отвечать перед кем-то... Перед кем вот только? Заботы у меня другие. Семья — весь город. Накормить, напоить...
      С о с е д. Со всем городом за стол не сядешь. И в постель не ляжешь. Без своего человек голый.
      А х м а д у л л и н а. Не хочется мне тебя обижать в твой день рождения...
      С о с е д. Не подхожу, значит, я для тебя?

Молчание.

      Эх, а я мечтал вот здесь стенку пробить. Чтобы ход был. И съезжаться не надо. Очень удобно, думал.
      А х м а д у л л и н а. Займись чем-нибудь, Павел Тимофеевич. Разве мало дел?
      С о с е д. Чем? Я тебе о женитьбе, а ты — займись... Внутренние мысли чем занять?
      А х м а д у л л и н а. Деревья во дворе сажай. Для детей что-нибудь сделай.
      С о с е д. Бесплатно, что ли? Вместо хобби?
      А х м а д у л л и н а. Хотя бы.
      С о с е д. Тут душу надо иметь, привыкшую к бесплатному. А она у меня к плате приучена. Да и мир к тому теперь идет.
      А х м а д у л л и н а. Если к плате, то, конечно, к другому приучать ее поздно. Понимаю тебя, Павел Тимофеевич. Мужчина один не может.
      С о с е д. А женщина?
      А х м а д у л л и н а. Женщине тоже нелегко. Иногда хочу услышать... тихий голос. Из года в год дела. Доклады, речи с трибуны, телефонные звонки. Сознание оглушено. И вдруг услышишь тихий голос. О каких-то пустяках. И как удар!.. Я не помню... Почти не знала, что такое шепот. Говорим громко, а не слышим друг друга. А иногда... хочется... да, чего-то другого. Чтобы был деревянный стол. Чтобы можно было облокотиться об него. И... какой-то человек, которому от тебя ничего не нужно. И чтобы ты могла говорить шепотом. О пустяках. (Поднявшись, деловым тоном.) А жену я тебе найду. (Засмеялась.) Считай этот вопрос решенным. Моя работа такая — чтобы у людей было дома тепло, а на столе — что поесть. И чтобы была у человека жена!
      С о с е д. Смеешься надо мной, Дания Каримовна?
      А х м а д у л л и н а. Нет. На днях познакомилась с одной женщиной. Вдова, квартира есть. Недавно переселилась. По всему видать, добрый человек. Может, приглянетесь друг к другу?
      С о с е д. Это уж ты обижаешь меня, Дания Каримовна. У меня, может, не только голая нужда, а и любовь? У меня, может, к другой и душа вовек не ляжет?
      А х м а д у л л и н а. Ляжет. Обязательно ляжет.
      С о с е д. Не вовремя я разговор затеял. Не в нужный момент. Подождать надо было.

Звонок в дверь. Ахмадуллина выходит в прихожую.

      (Сам с собой.) Ну вот, еще кого-то черт тащит... Не тот момент выбрал, дурак!

Ахмадуллина возвращается. Входят Гульнара и Дементьев.

      А х м а д у л л и н а. Проходи, проходи, Гуля. Игорь Васильевич, да не снимай ты с ног... А-а, тапочки. Ладно.
      С о с е д. Пойду... Если что нужно будет, кран если потечет, скажи.
      А х м а д у л л и н а. Обязательно скажу, Павел Тимофеевич.
      С о с е д. Я подожду. Я нужный момент выберу и тогда опять обращусь.

Уходит.

      Г у л ь н а р а (Дементьеву). Вы надолго?
      Д е м е н т ь е в. Что?
      Г у л ь н а р а. Вы по работе или любовь у вас? Я тогда уйду.
      А х м а д у л л и н а. Нет-нет, всем места хватит. (Гульнаре.) Я рада, что ты пришла.
      Д е м е н т ь е в. Я бы хотел несколько слов, Дания Каримовна... Наедине.
      А х м а д у л л и н а. Конечно, Игорь Васильевич. Пройди, Гуля, сюда пока, посмотри книжки...

Уводит Гульнару в другую комнату, возвращается.

      В чем дело?
      Д е м е н т ь е в. У меня трудная роль. С одной стороны, я вроде посла. С другой... Словом, у меня есть свои личные интересы.
      А х м а д у л л и н а. Любопытно.
      Д е м е н т ь е в. Завтра бюро. Асланов хочет провести разведку боем, но опасается.
      А х м а д у л л и н а. Вы пришли от него?
      Д е м е н т ь е в. Как сказать? В общем-то он боится вас. Игра вам, наверное, ясна. Перед пленумом горкома, который состоится через месяц и на котором люди узнают имя нового первого секретаря, ему хочется замарать ваше имя. Сейчас есть чем замарать! Вы подмочили свою репутацию, проявив сочувствие к авантюре Колчанова. А ваше имя фигурировало в качестве возможного первого лица. Фигурирует и имя Асланова...
      А х м а д у л л и н а. Ну! Ваша мысль?
      Д е м е н т ь е в. Если первым станет Асланов, я буду для него более приемлем в качестве мэра, чем вы. Я хочу знать, что меня ждет, если первым станете вы? Желательно бы узнать возможную расстановку фигур в случае, если фортуна улыбнется вам.
      А х м а д у л л и н а. А вы, оказывается, смелый человек.
      Д е м е н т ь е в. Жизнь — это игра. И в ней я не люблю проигрывать. Вас иногда бывает трудно понять. За Аслановым стоит Жиганов. А за ним его гигант. Я хочу знать, что за вами?
      А х м а д у л л и н а. И приходите ко мне цинично торговаться? И даже не боитесь?
      Д е м е н т ь е в. Мы взрослые люди. И речь не о пустяках. Я вправе поинтересоваться, что меня ждет.
      А х м а д у л л и н а. Я вам сейчас все объясню.
      Д е м е н т ь е в. Дания Каримовна, поймите... Я всегда исполнял!..
      А х м а д у л л и н а. Да, вы можете исполнить все.
      Д е м е н т ь е в. Дания Каримовна, я просто счел честным заранее открыть карты. И думал, что вы ответите доверием на доверие.
      А х м а д у л л и н а. Доверием? Я не доверяю вам давно. И в любом случае останусь ли я на прежнем месте или меня переведут на какую-либо другую работу, нам с вами вместе — не работать. Так что делайте свой выбор поскорее.
      Д е м е н т ь е в (усмехаясь). Пренебрегаете возможным союзником?
      А х м а д у л л и н а. Мне абсолютно нечего терять и некого бояться.
      Д е м е н т ь е в. Притворяетесь честной даже перед самой собой? Несовременно. Но... весьма благодарен за разъяснения. Извините за беспокойство. Всего доброго!

Уходит. Ахмадуллина, задумавшись, стоит. Из другой комнаты выходит Гульнара.

      Г у л ь н а р а. А я все слышала!
      А х м а д у л л и н а. Надеюсь, твой мир не перевернулся из-за этого?
      Г у л ь н а р а. Вам предлагали сделку, да?
      А х м а д у л л и н а. Не будем говорить об этом.
      Г у л ь н а р а. Я так рада, что встретила вас и Ивана Ивановича. Жалко только, что он такой старый.
      А х м а д у л л и н а. Разве он старый?
      Г у л ь н а р а. Не для меня. А так хочется встретить необыкновенного человека!
      А х м а д у л л и н а. Да, пожалуй.
      Г у л ь н а р а. Та девочка, Зойка, которую я избила, помните? Она мне приснилась. Второй раз. Второй раз уже я бью ее во сне!.. Не знаю, как живут другие, а я не живу!.. Внешне как все. В своей компании имею влияние. Кто-то там аэробикой или фигурным катанием занимается, а я — каратэ, мотогонками. Считаюсь человеком общительным. Через пять минут после встречи люди кажутся мне давно знакомыми. И в то же время такая тоска! Зачем быть доброй! Со смертью все кончается? Да и ради кого? Мать с отцом на деньгах помешались. Я их не виню. Брат... Впрочем, я сама не лучше! Каждый занят собой. Они, наверное, думают, что я еще мала. Им и в голову не приходит... Мне нужно срочно делать аборт, а я не хочу!
      А х м а д у л л и н а (беря Гульнару за руки). Какие у тебя холодные руки!
      Г у л ь н а р а. Я нужна вам потому, что у вас никого нет? Из-за этого вы меня пригласили? И возитесь со мной?
      А х м а д у л л и н а. Как тебе сказать, Гуля?.. Если с тобой будет плохо... С тобой ли, с другими, то вся жизнь, все дело жизни (взглядывает на портрет на стене) и дело жизни человека, которого я любила, пойдут насмарку, впустую...
      Г у л ь н а р а. Почему?
      А х м а д у л л и н а. Я не знала ни матери, ни отца. У меня были только имя, фамилия и отчество, вшитые в рубашку. Но я знала любовь и заботу чужих людей. Многих. В детстве мне казалось, что я их дочь. А сейчас я порой ловлю себя на мысли, что я мать... Может быть, материнское начало у женщины, даже если у нее нет детей, не угасает? Может быть, оно заменяется материнским началом к жизни? И вот если эта общая жизнь пойдет не туда, куда надо... Понятно?

Молчание.

      Г у л ь н а р а. Мне некого спросить. Я могу спросить об этом только вас и Ивана Ивановича. Но его я стесняюсь.
      А х м а д у л л и н а. Да?
      Г у л ь н а р а. Я хочу родить. Но как можно растить ребенка, не зная, будет ли будущее? И можно ли его родить, не зная, кто ты сама? Дома все вертится вокруг денег. У отца, у брата любовницы, у матери тоже свои романы. Любви нет. И я не знаю, я боюсь, дам ли ему счастье? А если он станет таким же, как я? Или еще хуже? Тогда лучше бы не надо... Не могу читать газет. Везде войны, кровь, вранье. Хочу родить и боюсь. Если я не убью его в себе сейчас, его убьют потом! А вы и Иван Иванович — вы другие. Вы словно верите во что-то.

Две женщины — одна молодая, другая старше — стоят, обнявшись.

      А х м а д у л л и н а. Нужно верить.
      Г у л ь н а р а. Дайте мне немножко этой веры…

Звонок в дверь.

      А х м а д у л л и н а. Извини.

Уходит. Возвращается вместе с Жигановым.

      Еще гость.
      Ж и г а н о в. Да и нежданный, незваный! (Увидев Гульнару.) А-а, Гуля? (Хлопает по плечу.) Растешь, племяшка! Скоро замуж, а?
      Г у л ь н а р а (Ахмадуллиной). Я пойду. До свидания.

Уходит.

      Ж и г а н о в (глядя ей вслед). Однако суровая девица! И почему-то меня не любит.
      А х м а д у л л и н а. Случилось что-то? С чем, мой друг, пришел?
      Ж и г а н о в. С чем? Ни с чем.
      А х м а д у л л и н а. Не хитри. Я ведь знаю тебя. И, пожалуй, знаю даже, что тебя привело.
      Ж и г а н о в (смеясь). Красивая ты баба! С чем мужик к бабе приходит? Конечно...
      А х м а д у л л и н а. Неужели не наигрался еще?
      Ж и г а н о в. А что? Гендиректор, так не человек, что ли? Я, знаешь, когда на тебя глаз положил!.. Но любовь у тебя тогда была.
      А х м а д у л л и н а (засмеявшись). Свататься, значит, пришел. Что-то у меня сегодня такое происходит... Пельменей не хочешь? Подогрею.
      Ж и г а н о в (взглянув на стол). О-о, у тебя и бутылочка. Давай выпьем. (Оглядывая комнату.) Все мы повязаны веревочкой, Дания Каримовна. Веревочка и привела. Увидел свет в окне, дай, думаю, взгляну, как живешь.
      А х м а д у л л и н а. Сентиментальный человек, оказывается?
      Ж и г а н о в. Да нет. Я инженер. И давно уже оставил в сторону предрассудки, именуемые этикой. Они для дела излишни. И потому пришел к тебе сказать открыто: будешь мешать, уберем.
      А х м а д у л л и н а. Ты будешь убирать, еще кто?
      Ж и г а н о в. Найдутся желающие. (Улыбаясь.) Уберем. А то, видишь ли, ты патриотка, а мы кто? А мы тоже не вчера родились для этой жизни.
      А х м а д у л л и н а. Вот теперь понятно. А я, дура, подумала: свататься пришел.
      Ж и г а н о в. А что? И свататься. Ты не считай меня своим противником. Я не Асланов. Звонок должен звенеть. В какой-то мере ты корректируешь меня. Я не могу этим заниматься. Нет времени, нет сил. Сил очень мало осталось, Дания. Такое дело крутим! Надо его... крутить! Если я займусь твоей природой, твоим человеком... Вот здесь ты и нужна как противовес. То, что я разрушу, ты восстановишь. Но звонок не должен бить в ухо.
      А х м а д у л л и н а. Значит, звонок должен быть регулируемым. И регулируемым тобой? А вместе, сообща, работать нельзя?
      Ж и г а н о в. Нельзя. На нашем этапе мы не можем все это органично соединить. Ты делаешь свое, я — свое. В этом — драма. Главное сейчас — выжить! Жесточайшая борьба в мире. Сегодня если не идти вперед, значит идти назад. Даже остановиться нельзя. Даже чуть потоптаться. И здесь не до жиру! Так что дамские причитания насчет того, что воздух не тот или что травка желтеет... держи при себе! Оставь в качестве причитаний. Вместе будем причитать! А ты джинна, этого старого дурака по фамилии Колчанов, выпускаешь из бутылки!
      А х м а д у л л и н а. Значит, вместе причитать, а жизнь все дальше пойдет, в сторону от человека?
      Ж и г а н о в. Ты, я гляжу, мировые вопросы собралась решать?
      А х м а д у л л и н а. А ты союз, что ли, мне предлагаешь? Или ультиматум ставишь?
      Ж и г а н о в. Именно союз. На определенных условиях. Я много чужих судеб ломал. Приходится. Твою не хочу. (Разливает в фужеры вино, поднимает свой.) За две правды. Твою и мою, которые когда-нибудь соединятся! Когда нас не будет! (Пьет, ставит пустой фужер на стол, идет к двери.) Ну, все. Завтра бюро, поняла?
      А х м а д у л л и н а. Я все поняла, милый.
      Ж и г а н о в. А я еще не до конца. Вот и пришел — на тебя посмотреть. Пощупать. Решить. И ты подумай.
      А х м а д у л л и н а (вдруг засмеявшись). Скандала хочу. В самом деле...
      Ж и г а н о в. Что?
      А х м а д у л л и н а. И чем крупнее, тем лучше. Тогда только что-нибудь дойдет до таких голов, как у тебя. А, может, и не дойдет… Ты знаешь, сейчас новая порода людей пошла. Не нравятся они мне.
      Ж и г а н о в. Ты подумай, подумай, Дания! Я тебя предупредил, остальное — твое дело. Спокойной ночи! (Уходит.)
      А х м а д у л л и н а (оставшись одна). Спокойной ночи, дорогой...


II. 4.

Образ урбанизированного мира.
Шумы, гул улицы. На скамейке в сквере сидит Анна Федоровна Буркова.
Появляется Иванов, в руках у него цветы.

      И в а н о в. Так-так! Где тут моя возлюбленная? Пригласила на свидание, а самой нет!
      Б у р к о в а. Здесь я, Иван Иванович!
      И в а н о в. Ах, вот она где! Вот она, красавица! (Протягивает цветы.)
      Б у р к о в а. Это что же, Иван Иванович? Мне и в молодости цветов никто не давал!

Смех, шутки.

      И в а нов. Да ну? Неправда, неправда! Такой женщине?
      Б у р к о в а. Ты меня перед народом-то не срами, не позорь. Не возьму! Скажут, старая дура с цветами!
      И в а н о в. Ну, брось, брось, Анна Федоровна. Я от чистого сердца.
      Б у р к о в а (беря цветы). Баламут! В самом деле баламут! Вон глаза-то как блестят! Ненормальный ты!
      И в а н о в. Правильный диагноз ставишь, Анна Федоровна. Сошел с одного ума и живу другим. И тебе советую. Счастливей будешь!
      Б у р к о в а. Нет уж! В своем уме счастлива не была, а в твоем-то подавно... (Возится в кошелке, вынимает деньги.) Вот. Держи! При свидетелях надо было бы... Свидетелей нет. Расписку пиши!
      И в а н о в (удивленно). Это ты мне что суешь?
      Б у р к о в а. А что надо, то и сую! Чтобы честно было! Дай ты мне, пожалуйста, покой для души. Чтобы я спать могла! Может, ты какую-то особую хитрость выдумал, а только не для моего понятия эта хитрость. Кто я тебе, чтобы мне квартиру отдавать? Старуха чужая! Вот так давай и будем — по-чужому, по-старому. Понятней, и душа поспокойней.
      И в а н о в. Ясно. Сколько мне даешь?
      Б у р к о в а. А пересчитай. Три тысячи рублей. Рублик в рублик.
      И в а н о в (возвращая после пересчета). Дешево платишь, Анна Федоровна. Ты мне чем-нибудь более дорогим заплати, более бесценным.
      Б у р к о в а (растерянно). Ну вот, я же и думала... (Облегченно.) Да ведь у меня и нет больше, Иван Иванович! Сколько было на книжке, столько и сняла.
      И в а н о в (улыбаясь). А ты мне не деньгами, ты любовью заплати.
      Б у р к о в а (возмущенно). Богохульник ты! Людей не стыдишься? Какая любовь? Старуха уж я, чтоб о таком говорить. Отлюбилась уж у меня любилка-то! Ты какую другую лучше бы поискал!

Иванов хохочет.

      И в а нов. Я не про любилку твою говорю!
      Б у р к о в а. Ой, бормотун! Сам свихнутый и всех свихнуть хочешь?
      И в а н о в. Ты меня для этого только и звала?
      Б у р к о в а. А для чего еще? Какие у нас могут быть еще разговоры?
      И в а н о в. Ну, так я тебе скажу. Не приставай ко мне больше с этим. Мне там нравится. Поняла?
      Б у р к о в а. Ты кому врешь-то? Заросло все, грязь! Нравится? Сегодня квартиру отдал, завтра что отдавать станешь?
      И в а н о в. Воздух есть там?
      Б у р к о в а. Есть.
      И в а н о в. Свежий?
      Б у р к о в а. Ну.
      И в а н о в. Природа?
      Б у р к о в а. Природа как природа. С природой, что ли, живешь?
      И в а н о в. Все-то тебе не нравится, Анна Федоровна. Нехорошо! Ну, я пошел. Дела у меня.
      Б у р к о в а. Так не возьмешь?
      И в а н о в. О, боже! Вот почему я одинок! (Смеется, уходит.)
      Б у р к о в а (глядя вслед). Сектант!.. Вот проверят тебя. Сектант какой!..

Оставшись одна, плачет.

      Антихрист.

Появляются Гульнара и Славик.

      Г у л ь н а р а. Ты чего, бабка? Ты что плачешь? Кто тебя обидел?
      Б у р к о в а. Отстань!
      Г у л ь н а р а. А мы тимуровцы! Юные! Мы помогаем старым бабкам. Правда, Славик?

Буркова, ругаясь, уходит.

      Вот делай добро!

Садится на скамейку, Славик подходит ближе.

      С л а в и к. Давно не виделись. Может, придешь сегодня?
      Г у л ь н а р а. А ты поправился вроде. Зарядку делаешь?
      С л а в и к. Делаю.
      Г у л ь н а р а. А для чего? Вот ешь, пьешь, зарядку делаешь...
      С л а в и к. Я к одиннадцати освобожусь. Новые диски есть. Обстановка будет приличная.
      Г у л ь н а р а. Я тебя спрашиваю, для чего живешь? В холуях! И не противно?
      С л а в и к. Сейчас в холуях, а потом у меня холуи будут! За мою карьеру не беспокойся! Выбьюсь! Я к тебе с добром, а ты...
      Г у л ь н а р а. Добро твое известное. Через девять месяцев обнаруживается. Нет никого на сегодняшний вечер?
      С л а в и к. Нет.
      Г у л ь н а р а. Бедный!.. Почему только твоя мать, когда была тобой беременна, аборт не сделала, а? Сейчас бы не беспокоился ни о чем. Хочешь, я ее об этом спрошу?
      С л а в и к. Ты мою мать не трогай.
      Г у л ь н а р а. Хоть мать-то у тебя есть, а я думала, и матери у тебя нет... Сколько червонцев еще на сберкнижку положил?
      С л а в и к. Все твои будут. Если захочешь.
      Г у л ь н а р а. О-о, все клеишься? Надежды не оставляешь?
      С л а в и к. Сама клеиться будешь, как мать с отцом увидят.
      Г у л ь н а р а. А помнишь, Славик, в подъезде вы вчетвером избивали одного парня. Лицо его вам не понравилось. Ногами пинали.
      С л а в и к. Чего тебе нужно?
      Г у л ь н а р а. Для чего ты живешь, Славик?
      С л а в и к. А тебя кто нанял вопросы эти задавать? С тобой что произошло? Была девка как девка!
      Г у л ь н а р а (подхватывая). А сейчас лицо мое не нравится?
      С л а в и к. Не нравится.
      Г у л ь н а р а. Быть может, в лице-то появилось что-то человеческое? Приглядись! Ведь вы тогда избивали того парня только за то, что у него было человеческое лицо! Я только сейчас это поняла!
      С л а в и к. Чего ты орешь? Думаешь, рот большой, так и закрыть его нельзя?
      Г у л ь н а р а. Твой сын или твоя дочь, надеюсь, будут лучше тебя.
      С л а в и к. Ладно, буду нужен, сама найдешь.
      Г у л ь н а р а. Иди-иди, барахло.

Славик уходит. Появляются Колчанов и Зоя.

      К о л ч а н о в. Маленький райцентр. Река, лес. Маме, наверное, понравится.
      З о я. Ехать в эту дыру? И вы поедете?
      К о л ч а н о в. Ты станешь студенткой. Будешь к нам приезжать.
      3 о я. А если тебя и оттуда выгонят?
      К о л ч а н о в. Доработаю там до пенсии.
      З о я. Я не понимаю! Разве так может быть? Разве за то, что человек честен, выгоняют с работы?
      К о л ч а н о в. В борьбе хочешь победить. А не победил, значит, не так действовал.
      Г у л ь н а р а (вставая со скамейки). Зойка! (Подходит.) Здравствуйте.
      К о л ч а н о в. Добрый день.
      З о я. Я не хочу больше с тобой разговаривать. Извини!
      Г у л ь н а р а. Ты не разговаривай. Ты прости. Я теперь поняла, почему я тогда тебя ударила. У тебя человеческое лицо!
      К о л ч а н о в. В чем дело?
      Г у л ь н а р а (упав на колени). Вот, при всем народе! Среди бела дня! Прости! Хочешь, ударь?!
      З о я (порывисто протягивая руки). Ну, встань же! Что ты?
      К о л ч а н о в. Что за демонстрация?
      З о я (поднимая Гульнару). Ничего не было... Давай договоримся, что ничего не было.

Появляются Ахмадуллина и Иванов.

      А х м а д у л л и н а. Опять сцена? (Гульнаре.) Любишь ты, однако, эффектные сцены устраивать.
      Г у л ь н а р а (Зое). Ты простила, да? Я пришла бы к тебе домой, если бы не увидела тебя сейчас.

Иванов стоит, смотрит на Гульнару, улыбается.
Зоя и Гульнара отходят в сторону. У них свои разговоры.
Потом Гульнара замечает Иванова, и они уже втроем.

      А х м а д у л л и н а (Колчанову). Как самочувствие?
      К о л ч а н о в. А каким оно может быть? На старости лет дурака свалял.
      А х м а д у л л и н а. Вовсе нет, Виктор Анатольевич. Своим жестом вы напомнили, что человек жив. И что он уже не может сносить пренебрежение им!
      К о л ч а н о в. Не знаю, Дания Каримовна. Не знаю.
      А х м а д у л л и н а. Мир меняется. Каким путем будет развиваться жизнь — машинным или человеческим? Что-то происходит теперь с самим человеком. (Улыбаясь). Не будем однако драматизировать положение (Оборачивается, кричит Иванову.) Иван Иванович, почему же вы нас не сфотографируете?
      И в а н о в. Фотограф без фотоаппарата это естественно. (Подходя к ним.) Вы, Дания Каримовна, сегодня очень красивы. Прекрасно выглядите.
      А х м а д у л л и н а. Спасибо. У меня сегодня нелегкий день. Надо хорошо выглядеть. (Взглянув на часы.) Через сорок минут мои противники будут ставить мне двойку за поведение.
      Г у л ь н а р а. А у кого спички? Есть у кого-нибудь спички?
      И в а н о в. Ты все о спичках?
      Г у л ь н а р а. Я хочу, чтобы вы зажгли спичку.
      И в а н о в. Ясно-ясно! (Улыбаясь.) Мировой конкурс, говорят, объявлен. Идет поиск человека... (Зажигает спичку и медленно проносит маленький факел возле лиц обступивших его людей.) Сюда бы Диогена.
      Г у л ь н а р а. Поднесите к моему лицу.
      И в а н о в. А как же, Гуля. (Ахмадуллиной и Колчанову.) Знаете, я ищу как бы формулу мира. Больше того, в глубине души я почти уверен, что нашел ее. Конечно, далеко не все люди подходят к этой формуле счастья. Еще столько зла, глупости... Но каждый год я все же нахожу людей, которые подходят!
      А х м а д у л л и н а. Вашего третьего человека?
      И в а н о в. Да. (Гульнаре и Зое.) Пойдемте, девочки. Нам по пути.

Медленно уходит, обняв их за плечи.

      К о л ч а н о в. Кто такой?
      А х м а д у л л и н а. Чудак один.
      К о л ч а н о в. Хорошо, что чудаки появились. Давно не было.
      А х м а д у л л и н а. Разве вы один, Виктор Анатольевич? Нужно перетерпеть. Не отчаивайтесь, пожалуйста. И не уезжайте никуда. Мы еще пригодимся друг другу.
      К о л ч а н о в. Пригодимся?
      А х м а д у л л и н а. Все мы хотим каких-то перемен, Виктор Анатольевич, все мы говорим о них, но ничего не произойдет, все останется как есть, или даже станет еще хуже, если здесь, внизу, мы сами не начнем менять жизнь к лучшему. Главная жизнь здесь, у нас, и ее надо менять. И если не поменяем ее мы сами, то ее на другой лад неузнаваемо изменят наши враги.
      К о л ч а н о в. А враги есть у нас?
      А х м а д у л л и н а. Если есть чудаки, значит, есть и нелюди. И их не мало.
      К о л ч а н о в. И вы все-таки верите?..

Ахмадуллина смеется.



1984


Примечание на полях трилогии


      Основная, быть может, даже наиболее интересная часть жизни современного человека проходит на работе. Здесь мы, вовлеченные порой в очень сложные конфликты, иногда выступаем как наблюдатели, а зачастую и как непосредственные участники событий, наполняя их острым нравственным содержанием. Поэтому, когда в начале семидесятых годов наметился интерес общества к так называемой производственной теме, в этом увлечении не было ничего странного. Этот интерес был вызван прямой потребностью в сильной фигуре социального героя, которую ощутили одновременно и писатели, и читатели.
      Меня в то время тоже остро заинтересовал человек, пытающийся найти выход из лабиринта сложных социальных отношений. Тем более что под боком появился такой любопытнейший объект для наблюдений, как КамАЗ.
      На маленький клочок пространства в чрезвычайно короткий отрезок времени была влита гигантская экономическая и интеллектуальная энергия всего общества. До предела, до нервной остроты противоречий обнажилось все хорошее и все дурное, что имелось в нашей социальной жизни. Наблюдать вблизи всю эту схватку страстей и сил было чрезвычайно интересно.
      Как-то, перебирая свой архив, я наткнулся на репортаж в «Советской России», помеченный декабрем 1969 года. Под материалом стояла моя фамилия. Тогда, помню, прошло всего несколько дней после принятия постановления о строительстве нового промышленного гиганта на Каме, и я, в те времена журналист одной из казанских газет, полетел в Набережные Челны за первым материалом о нем...
      Чем были в те дни автозавод и его строительная площадка? Лишь два бруска из железобетона, на одном из которых было что-то выведено краской, лежали в утоптанном ногами кругу, да кое-где в неоглядной степи виднелись казавшиеся маленькими и беззащитными фигурки дорожников и геодезистов. Дорожники вели тогда первые, самые трудные километры подъездных путей. Ровной и еще спокойной лежала татарская степь. Не было гигантских отвалов навороченной скреперами земли. Не поражали взгляд громадные котлованы с торчащими со дна белыми шипами столбчатых фундаментов. И хотя короткие информации в пятьдесят-шестьдесят строк о начавшейся стройке, что мелькнули в газетах, уже сорвали с места, настроили на волну Набережных Челнов тысячи людей по всей стране,— будущего невероятного скопления техники и будущей разношерстной, похожей на гигантский цыганский табор, армады строителей тогда еще там, естественно, не было.
      Тогда еще не существовало ни одного (ни одного!) листика технической документации, будущий завод только начинал прорисовываться на бумаге, в семидесяти проектных организациях, работающих на него, была самая напряженная, авральная пора... Я помню, на столе заместителя генерального директора автозавода по капитальному строительству, с которым в ту пору познакомился (вся гендирекция располагалась в одной комнатенке — пара письменных столов, несколько стульев), лежала небольшая, величиной с тетрадный лист, карточка. На ней была изображена условная схема размещения основных объектов. И это было все, чем был завод тогда.
      Нет, мысль написать пьесу появилась не в тот приезд.
      Она возникла в душе спустя два года, когда я уже вдоволь поездил, помотался по стройплощадкам, чтобы в глаза, в память навсегда врезалось развороченное на десятки километров ковшами экскаваторов древнее нутро земли, когда я вдоволь наглотался терпкой желтой пыли, стелющейся над степью от идущих один за другим огромных «КраЗов» и «БелАЗов. От этой пыли иногда даже днем гасло солнце.
      Пьеса «Дарю тебе жизнь» написалась быстро. В какой-то месяц.
      И тогда же у меня появилась первая мысль о трилогии.
      Но вторая пьеса «Диалоги» давалась мне с трудом. Важно было ни в чем не повториться и в то же время сохранить единство. Попытки, которые я предпринимал, кончались крахом, неудачей. И только в 1976 году, поставив последнюю точку после переписки очередного варианта, я испытал чувство, похожее немного на чувство удовлетворения. В ту минуту я понял, что «Диалоги» близки к завершению.
      Ни в той, ни в другой пьесе я не делал географической привязки к КамАЗу. Он был для меня отправной точкой, прообразом, но не прямым объектом изображения. Я человек любопытный, и в юности мне пришлось — пусть недолго — участвовать в строительстве Казахстанской Магнитки в Темиртау близ Караганды, позднее не раз доводилось бывать на строительстве Запсиба в Новокузнецке. Да и жизнь геолога — этой профессии я отдал несколько лет — тоже позволила многое увидеть в разных концах страны. Писательство — профессия, склоняющая человека к бродяжничеству и перемене мест. Короче говоря, натуралистическое копирование какой-то одной, пусть и интересной точки наблюдения, отнюдь не привлекало меня, выхода на бумагу требовали и другие впечатления жизни. Поэтому искать в пьесах реальное отражение каких-то событий КамАЗа, а в персонажах угадывать прототипы конкретных людей — затея напрасная и бессмысленная. Воображение и вымысел — необходимый элемент любого замысла. И для меня гораздо важнее было доискаться не до правды мелких деталей, а до более трудной и неподдающейся правды, которая могла бы угадать направление эволюции жизни и тенденции развития духа самого человека. В стране все более ощутимо менялась морально-этическая атмосфера, и я стал невольным хроникером этих изменений.
      В обеих написанных пьесах меня волновал образ человека, поставленного временем, судьбой, собственным характером в крайние обстоятельства: ему необходимо принять решение, от которого зависит и его собственная жизнь, и судьба его Дела. Но чтобы принять его, нужно найти в себе силы решиться на него. У писателя часто можно увидеть главный сюжет, который он разрабатывает всю жизнь и который не исчерпать. Меня в этих пьесах интересовала одна проблема, в общем-то проходящая сквозной темой через все мои книги, прозаические и драматургические: что сильнее? Власть совести или власть над совестью, внутреннее «я» человека или пресс внешних обстоятельств?
      Я задумал трилогию, где каждая из пьес должна была быть совершенно самостоятельной, стилистически отличимой от других, а все вместе они составляли бы некое единство, своеобразный триптих. И вот две части были написаны, поставлены в Москве, в театре им. М.Н.Ермоловой Владимиром Андреевым, в казанских театрах, а затем во многих других театрах страны. А третья часть снова долго «не шла». Ее черновые наброски лежали в моем столе, но нравились мне с каждым годом все меньше и меньше. И признаюсь, настали дни, когда я стал думать, что трилогия мне не по силам. Больше того, пришел час, когда я внутренне отказался от дальнейшего осуществления замысла. Все это, видимо, было связано с каким-то процессом в моей душе и с тем, что происходило в обществе. Видно, что-то еще должно было резко откристаллизоваться, оформиться — и во мне самом, и в жизни. К концу семидесятых годов, как мне кажется, интерес широкого читателя и зрителя к так называемой производственной теме стал угасать. Возможно, тему эту растиражировали донельзя — такое тоже иногда случается. И это растиражирование, наверное, коснулось и моей души. Ей стало скучно: милый сердцу «пейзаж» оказался слишком затоптанным. Поэтому и не шла пьеса. Вероятно, «кризис» темы, как я сейчас понимаю, и личный и общий, был тогда естественен и закономерен. Он совпадал с кризисными явлениями в обществе.
      Размышляя о так называемой «производственной» драме 70-х годов, я склонен теперь думать, что она была необходимым подступом к драме социальной и политической 80-х годов XX века, все более назревавшей. В ней тоже поднимались острые мировоззренческие вопросы, тоже был выход на нравственную и политическую проблематику, но у нее был еще какой-то свой «потолок», своя в общем-то ограниченная зона действия.
      Но как пробить этот «потолок», как выйти вовне? — здесь заключалась основная трудность, художественная и смысловая.
      Поэтому если говорить о собственных драматургических задачах, которые я пытался решить, когда писал вторую пьесу, и которые намеревался реализовать в третьей части трилогии, то они лежали в области «доразвития» каких-то идей, мыслей и чувств, родившихся в обществе в предшествующее десятилетие. Третья пьеса могла получиться только в том случае, если бы я сумел нащупать свежий мировоззренческий конфликт между людьми, конфликт политического и даже философского звучания, и смог бы этот конфликт и этих людей увязать в одну связку с тем, что было написано в предыдущих частях трилогии. Короче говоря, это «доразвитие» осуществлялось долго. Восемь лет. И только летом 1984 года на моем письменном столе оказался первый серьезный черновой вариант третьей драмы «Ищу человека». Общество в эти годы все более раскалывалось, по нему бежали трещины, человек менялся. Я интуитивно схватывал близость грядущих драматических перемен. Пьеса написалась тоже на удивление быстро. В три недели. Вероятно, новый мировоззренческий конфликт, который я описал, назрел. Для меня это был конфликт-предчувствие, конфликт-предупреќдение…
      У всего бывает свой конец. Прошло четырнадцать лет со времени начала работы над триптихом пьес, посвященных России последней трети XX столетия. Я вспоминаю первые ощущения от приезда на землю, ставшую прообразом «пространства» трилогии. Колонны «КраЗов» в облаках пыли... Земля, вздыбленная к небу... В памяти, как вспышки блица, разговоры, выхваченные слова, кусочки жизни. Это были десятки, сотни встреч и разговоров с людьми. Встреч в котловане, на опытных полигонах. В просторной, как дачный домик, кабине «КраЗа». На совещаниях и оперативках. На заводах. В лесу у костра. Дома за столом… Где все эти люди, в общем-то настоящие соавторы написанных пьес, с предельной откровенностью высказавшие мне себя, свои боли и радости? Счастливы ли они? Живы ли?
      Грустно расставаться с мыслями о них. Грустно расставаться с тем, чему была отдана значительная часть жизни.



1985




      Здесь использованы стихи многих поэтов — от Омара Хайяма до Габдуллы Тукая, от Мигеля Отеро Сильвы до Халины Посвятовской. Разумеется, выбор этот предопределен авторским видением, но мое видение — лишь одно из возможных. Варианты прочтения могут быть, наверное, какими угодно — я вижу, в частности, эту историю, поставленную с применением вокально-хореографических средств изобразительности, но вижу и действо, весьма аскетическое, где весь этот ряд средств снят. Все зависит от возможностей театра и воображения постановщика.

Автор















Hosted by uCoz