Творчество Диаса Валеева.




«Сейчас требуется моя помощь...»



      Крестьянин Фатхулла Шабанов, человек исчезающей профессии возчик Асхат Галимзянов, философы и мыслители Фан Валишин, Айрат Терегулов...
      Я выстраиваю этих людей в определенный типологический ряд. Читатель, наверное, уже обратил внимание, что очень многое объединяет их: прежде всего, вписанность в глобальный мир, отсутствие эгоизма или, напротив, расширение его до всечеловеческих пределов, практическое, конкретное участие в выработке общебытийных, универсальных, планетарных принципов жизни, несгибаемость и несломленность духа.
      Цель моего эссеистского исследования — поиски общего духовно-идейного знаменателя, объединяющего людей. Портретирование не столько какого-то одного конкретного человеческого характера, сколько определенного типа человека.
      Ловлю, выискиваю в людях проявления меганачала. Скажу откровенно: человек, гоняющийся за рублем, за долларом — а таких ныне много,— мне менее интересен. Все действия, поступки, мысли, слова последнего предсказуемы заранее. На плацдарме рубля не развернешься, человеческие способности здесь тускнеют, сворачиваются. Страсть к наживе глушит все. Гораздо любопытнее человек, пренебрегающий рублем, а, следовательно, желудком во имя неведомой истины, служащий не Мамоне, а Богу, понимая под Богом некий универсальный идеал.
      Действия таких людей часто неожиданны, почти всегда они — носители некоей необычной тайны.
      Вот еще две «странные», на этот раз не безвестные, а знаменитые судьбы из этого же (типологического) ряда.
      Однажды в своей автобиографии этот человек, также давно интересующий меня, напишет:
      «Как-то утром я сказал себе, что до тридцати лет считаю себя вправе читать проповеди, заниматься наукой и музыкой, но после этого рубежа посвящу себя непосредственно служению людям. Какой характер будет носить деятельность, намеченная на будущее, в ту пору, естественно, не было ясно. Я положился на волю обстоятельств, твердо зная лишь одно: это могла быть самая что ни на есть скромная работа...».*

      * Цит. по. Носик Б. Швейцер. - М., 1971. Далее используются материалы книг: Носик Б. Швейцер. - М., 1971: Швейцер А. Культура и этика. - М., 1973: Швейцер А. Письма из Ламбарене. - Л., 1978 Фрайнер П.Г. Альберт Швейцер: Картина жизни. - М., 1982.

      Этому человеку — его имя Альберт Швейцер — было всего двадцать один год, когда он наметил себе такую программу жизни.
      Швейцер учится на теологическом факультете Страсбургского университета, затем приезжает в Париж с намерением поступить на философский факультет Сорбонны, а также совершенствоваться в игре на органе. Он пишет диссертацию по философии на литературном теологическом факультете и в двадцать четыре года получает степень доктора философии. Его зачисляют помощником пастора одного из костелов Страсбурга, назначают приват-доцентом теологического факультета. Музыка, философия, наука — этим он занимается ряд лет; пишет и издает работы о Христе, Бахе, становится известным.
      Но приходит время исполнения принятого решения. Быть может, он уж забыл о нем или отрекся от него, как от блажи молодости? Ведь столько дел и замыслов — органные концерты, лекции о литературе, проповеди...
      В октябре 1905 года — Швейцеру ровно тридцать лет —он сообщает в письмах своим родным и друзьям, что в результате зрелого размышления он приступает к изучению медицины с тем, чтобы после окончания курса уехать работать врачом во Французскую Экваториальную Африку. Он знает даже точно, куда именно поедет: это провинция Габон, селение Ламбарене, шестьдесят километров южнее экватора.
      Бескорыстный, бесконечный человек часто странен и неожидан в своих действиях. Он руководствуется принципиально иною логикой и иной моралью, чем человек, заряженный личным или групповым эгоизмом. Вот почему он порой совершенно непонятен. В нем есть что-то удивляющее и даже пугающее людей. Мы это уже видели на примере Асхата Галимзянова. Философия альтруизма более загадочна, чем философия эгоизма. Мегамир, в котором живет такой человек, легко выходящий за границы своего «я», трудно обнять мыслью, привыкшей оперировать на плацдарме эгоизма. Поэтому странно ли, что родные и близкие Швейцера стали опасаться, не помутился ли у него рассудок. В решении философа, проповедника, преподавателя университета, музыканта и специалиста по органостроению поехать врачом в глухие районы Черной Африки усматривали нечто патологическое.
      Недалека надвигающаяся катастрофа общемирового кризиса — с миллионами убитых, миллионами покалеченных судеб, классовая и национальная злоба уже создает невыносимое напряжение, из которого вот-вот родится черный смерч мировой войны, и в это время как противовес всей этой болезни обесчеловечивания независимый одинокий человек, «сторонник свободных индивидуальных действий», как назовет он сам себя, «авантюрист милосердия», как назовут его другие, истратив на это все свои сбережения, накопленные трудом, опираясь на помощь только своей жены, такой же «авантюристки», откроет в затерянном районе Африки свою лечебницу и примет своего первого больного.
      ХХ век — век исступленных классовых и национально-освободительных сражений, опустошительных войн: над миром поднимутся смерчи второй мировой войны и множества локальных войн, возникнут чудовищные призраки атомных и водородных взрывов, испепеливших Хиросиму, Нагасаки, атолл Бикини, люди, обезумевшие от злобы, будут уничтожать друг друга, а этот человек станет лечить их.
      «Личный пример — не просто лучший метод убеждения, а единственный»,— скажет он, обосновывая свою жизнь.
      Все это, конечно, может показаться безумием. Кто услышит об этом примере? Чью совесть пробудит эта стоическая, но не равная борьба с мировым злом?
      И в самом деле, едва начинается первая мировая война, как Швейцера, живущего во французской колонии, но эльзасца, германского подданного, тут же арестовывают. Правда, вскоре его освобождают — врач необходим,— но око надзора неотступно следит за ним. Потом мировая злоба все же «достанет» его: осенью 1917 года — Швейцеру сорок два года — его вместе с женой, наряду с другими интернированными германскими подданными, насильно привезут в Европу — в лагерь для военнопленных.
      Именно в эти трудные для него месяцы этот человек напишет следующее:
      «Мысль, которую я высказываю, рано или поздно овладеет всем миром, ибо она неодолимо понуждает к действию и разум, и сердце. Но настало ли время посылать ее сейчас в мир? Европа разорена и повержена в бедствия. Вокруг нас столько нужды и горя. Можем ли мы еще думать о тех, кто так далеко? Но у правды нет урочного часа. Ее время всякий раз наступает тогда и именно тогда, когда она кажется самой несвоевременной. Заботы о тех, кто в беде, правомерны уже тем, что они пробуждают нас от бездумного равнодушия и вызывают к жизни дух человечности».
      И в лагере военнопленных этот человек думает об оставленных им прокаженных.
      Уходит в прошлое война. У Альберта Швейцера выходят книги. В различных университетах Европы он читает лекции по вопросам культуры и раннего христианства. Чтобы собрать необходимые средства для продолжения своего дела, он выступает с лекциями о больнице в Африке, дает органные концерты. Готовясь к новой поездке, совершенствуется и во врачебном искусстве, поступив на курсы по акушерству и стоматологии, знакомится с новейшими достижениями тропической медицины. Другой человек, наверное, отказался бы от новой авантюры. Он честно и добросовестно исполнил обет непосредственного служения людям, принятый им на себя в молодости. Но «авантюрист милосердия» — враги называют его в это время уже «чудовищем милосердия» —по-прежнему верен верховной идее своей души.
      В апреле 1924 года он снова вступает на землю Ламбарене — ему уже около пятидесяти — и на этой же земле завершится его земная одиссея через сорок один год в сентябре 1965 года.
      Приведу несколько строк из его «Африканского дневника» за 1944 год, показывающих, насколько тяжела и порой невыносима была взятая им на себя ноша:
      «Мы сами уже понимаем, до какой степени мы устали. Причина этой усталости — слишком длительное пребывание в жарком, влажном африканском климате и постоянное переутомление, вызванное непомерной нагрузкой. Приходится напрягать последние силы, чтобы справиться с работой, которой ежедневно требует от нас наше дело. Только бы не захворать, только бы быть в состоянии его продолжать. Ни одного из нас еще долго никто не сменит...»
      Новая мировая война, опять развязанная Германией, унесет пятьдесят миллионов человеческих жизней. Сколько человек вылечил за это время немецкий интеллигент Швейцер?
      Разрушенные города, печи Освенцима, запустение, голод, концентрационные лагеря, массовая нищета — всему этому незаметно противостоял и он со своим островком человечности в Ламбарене.
      Когда чудовищный гриб первого атомного взрыва поднимется в небо над омертвевшими развалинами японского города, этот странный человек скажет:
      «Если одной-единственной бомбой убивают сто тысяч человек — моя обязанность доказать миру, насколько ценна одна-единственная человеческая жизнь».
      Пытаясь понять судьбу, поступки, линию поведения врача из Ламбарене, я пытаюсь вглядеться в философию жизни человека, живущего в большом общечеловеческом мире. Вчитываясь в основной труд Швейцера «Культура и этика», я проникаю не только в мысли его, Швейцера, но и в бесконечную область мыслей и духовных исканий человека мегамира.
      «Град истины не может быть воздвигнут на болоте скептицизма. Наш мир — это не только цепь событий, но также и жизнь. К жизни же мира, в пределах доступного мне, я должен относиться не только как страждущий, но и как человек действия. И моя деятельность, исполненная смысла и имеющая своим объектом наш мир, ни что иное, как служение живому. Человек и мир неотделимы друг от друга. Единственная возможность придать смысл собственному бытию состоит в том, чтобы человек свое естественное отношение к миру поднял на уровень духовного... Как существо деятельное, он устанавливает духовную связь с миром тем, что он живет не для себя, а осознает свое сродство со всей жизнью, которая окружает его, переживает ее судьбу как свою собственную: всегда, сколько может, помогает ей и воспринимает свою помощь и спасение жизни как величайшее счастье, какое только может быть ему доступно».
      «В нас, существах свободных, мыслящих и способных к целесообразной деятельности, стремление к совершенству развито настолько сильно, что мы испытываем неудержимое желание достичь высшей материальной и духовной ценности в нас самих и во всем подвластном нам бытии. Мы не знаем, каким образом возникло в нас это стремление. Но оно дано нам вместе с жизнью. И мы должны следовать этому стремлению, если хотим оставаться верными таинственной воле к жизни, заложенной в нас... Сознательно и по своей воле я отдаюсь бытию. Я начинаю служить идеалам, которые пробуждаются во мне, становлюсь силой, подобной той, которая так загадочно действует в природе. И таким путем я придаю внутренний смысл своему существованию... В глубоком благоговении перед жизнью воля к жизни придает ценность нашему существованию даже тогда, когда, согласно обычным представлениям, оно утратило уже всякий смысл...»
      Разве все это мысли только Альберта Швейцера?
      В его словах я различаю ход мышления и мирочувствования человека, обитателя мегамира.

      Судьба Че Гевары тоже на слуху у каждого. Помню, весть о его гибели (это было в годы моей молодости) сразу же тронула меня, как смерть близкого человека.
      Напомню то, что известно о нем.
      Из интервью, взятого у этого человека в 1959 году:
      — Ваша национальность, ваше происхождение?
      — Я родился в Аргентине.
      Любопытная и не случайная деталь, сразу же бросающаяся в глаза: этот человек не назвал своей национальности, для него данный момент не столь уж важен.
      Другой эпизод из его молодости... Он любит дочь одного из богатейших помещиков Кордовы, и она любит его. Но куда он зовет свою любимую? В Венесуэлу, в один из глухих захолустных лепрозориев, где он, подобно Швейцеру, намеревается лечить прокаженных, людей, забытых и родными, и обществом. И влюбленные расстаются: она остается со своим богатством, а он, двадцатичетырехлетний альтруист с дипломом врача-дерматолога в кармане пиджака, прощается с родиной. На вокзале в Буэнос-Айресе он говорит своим родителям и друзьям с несколько шутливой улыбкой:
      — С вами прощается солдат Америки.
      В одном из писем он назовет себя еще «любителем приключений и астматиком».
      Он едет в Боливию, Колумбию, затем в Перу. Целью его маршрута является один из лепрозориев Венесуэлы, но вмешиваются судьба или случай, и он через Коста-Рику попадает в Гватемалу. Для чего? Чтобы действительно стать солдатом Америки. Чтобы принять участие в гватемальской революции, которая в это время там происходит.
      Этот человек вызывается поехать в самый отдаленный район, в джунгли, чтобы работать в индейских общинах. Он готов выполнять любую другую работу. Но из Гондураса на территорию Гватемалы вторгаются проамериканские группировки. Начинается война. Молодой альтруист в группе противовоздушной обороны столицы Гватемалы несет спасательную службу среди пожаров и разрывов бомб, перевозит оружие. Не случайно, что в картотеке ЦРУ его сразу же заносят в черный список. Он подлежит немедленной ликвидации в случае удачи переворота. Демократическое правительство падает, опасность нависла на головой, и он спасается в аргентинском посольстве. Час его смерти еще не настал. Этот час впереди.
      Затем он бежит из Гватемалы в Мексику. В кармане ни гроша. Приятель покупает дешевый фотоаппарат, и они делают снимки в парках Мехико. Этим ремеслом молодой врач кормится несколько месяцев. Затем он находит работу в аллергологическом отделении Института кардиологии, женится, и у него рождается дочь. Опять жизнь на какой-то миг дает ему шанс на обычный, но спокойный и надежный вариант судьбы: работать, иметь семью, растить дочь, лечить свою астму.
      Но «любитель приключений» в своем амплуа — он думает о новых авантюрах.
      Один из его друзей позже будет вспоминать:
      «Встречаясь с ним, мы говорили об Аргентине, Гватемале и Кубе, рассматривая их проблемы сквозь призму Латинской Америки. И уже тогда он возвышался над узким горизонтом креольских националистов и рассуждал с позиций континентального революционера».*

      * Цит. по кн.: Лаврецкий И. Эрнесто Че Гевара. - М., 1978.

      В это время другими такими же любителями приключений готовится вооруженная экспедиция на Кубу. Наш идеалист встречается с ее руководителем. Позже он вспомнит:
      «Я беседовал всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд будущей экспедиции. Собственно, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось многого, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана... Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Победа казалась сомнительной, но я считал, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за возвышенные идеалы».
      И вот после долгой нелегкой подготовки наступает день «Икс». Аргентинец с саквояжем, забитым под завязку медицинскими принадлежностями, забегает домой, целует жену, спящую дочь, пишет прощальное письмо родителям — его мысли уже не здесь, не дома.
      Через два часа вместе с восемьюдесятью другими такими же искателями приключений он должен быть на яхте «Гранма».
      История революции на Кубе известна. Известен и ее результат.
      «Любитель приключений» становится директором Национального банка страны. Затем его назначают начальником промышленного департамента, министром промышленности.
      Он пишет в эти годы работы по теории, стратегии и тактике партизанской войны, воспоминания, политические статьи, лекции по вопросам истории, внешней политики, экономического, государственного и партийного строительства. Работает как никогда много — на пределе физических и духовных сил.
      Его жалованье как офицера Повстанческой армии составляет 125 песо, у него семья, уровень жизни более чем скромный, но он не берет гонораров за книги, опубликованные на Кубе, а гонорары, которые он должен получать за границей, передаются им прогрессивным общественным организациям. Семья у него в это время значительно увеличивается. Он разводится с первой женой и соединяет жизнь с жизнью своего товарища по оружию, бывшей партизанкой. За пять лет совместной жизни у них рождается четверо детей — две дочери и два сына. Дочь от первого брака также живет с ним. В это время на Кубе каждая семья получает продовольствие по карточкам — существует продуктовая квота, довольно скудная по размеру. Ему, как одному из руководителей страны, выделяется повышенная квота, но он сторонник «уравнительных идей» и в этом вопросе, и, устроив скандал, он кончает «с этим безобразием».
      Жизнь богата эксцессами. Вторгаются наемники, и этот человек возглавляет одну из армий в провинции Пинар-дель-Рио. Наступают еще более тревожные дни так называемого карибского кризиса, и он снова на боевом посту командующего армией.
      И все же эти пять лет его работы на Кубе были годами триумфа. Судьба выкинула ему счастливый билет — он был в числе победителей и мог до конца жизни спокойно, с сознанием исполненного долга, растрачивать золотой капитал обрушившейся на него всемирной славы и известности.
      И вдруг — добровольно отказаться от всего этого? Отказаться от поста министра, от семьи? Сменить опять все на дым ненадежного партизанского костра в чужой стране, на жесткую лямку автомата? Снова ринуться на поиск приключений? Опять затеять игру с судьбой, со смертью? И это ему, астматику?
      Странен бесконечный бескорыстный человек с точки зрения обыденного здравого смысла. Всегда неожидан в своих поступках. Непредсказуем в своих действиях.
      Однажды Че Гевара скажет:
      «Где бы я ни находился в Латинской Америке, я не считал себя иностранцем. В Гватемале я чувствовал себя гватемальцем, в Мексике — мексиканцем, в Перу — перуанцем, на Кубе — кубинцем».
      Когда, каким образом в душу этому действительно настоящему «любителю приключений» приходит мысль стать боливийцем?
      Куба — эпизод в его жизни, он — солдат Америки, солдат всего мира. Революция на Кубе должна быть поддержана революциями в других странах латиноамериканского континента, и это его личное кровное дело...
      Последний раз его увидят в Нью-Йорке во главе кубинской делегации на Генеральной Ассамблее ООН. Именно там, в США, в одной из полемических бесед он заявит:
      «Я чувствую себя не менее патриотом Латинской Америки, чем кто-либо из вас, и в любое время, как только понадобится, я готов отдать свою жизнь за освобождение любой из латиноамериканских стран, не прося ни у кого ничего взамен, не требуя ничего».
      И это была не пустая фраза.
      На его «исчезновение» сразу же обратят внимание газетные агентства мира. Его следы будут находить в разных странах. В связи с восстанием и военным переворотом в Доминиканской Республике газеты будут писать, что он принимает активное участие в событиях в этой стране. Другие источники станут указывать, что он пребывает в Китае. Уже значительно позже мировая печать станет утверждать, что он находился в Черной Африке, участвуя в гражданской войне в Конго.
      Девятнадцать месяцев о нем не будет ничего точно известно миру — лишь слухи, легенды, домыслы, мифы будут питать различные версии об исчезновении и месте пребывания этого человека. И лишь через девятнадцать месяцев его следы действительно обнаружатся в Боливии.
      Вот его последние письма.
      Из письма другу:
      «Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой и товарищами. Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партией, от своего поста министра, от звания майора, от моего кубинского гражданства. Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что работал достаточно честно и преданно. Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара, и поэтому настал час расставания».
      Из письма к родителям:
      «Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта и вновь, облачившись в доспехи, пускаюсь в путь».
      Из письма детям:
      «Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас. Знайте, ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и жил согласно своим убеждениям. Главное, будьте всегда способными чувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта человека...»
      Знал ли он, чувствовал ли, что в этот раз ему не удастся переиграть смерть? Мне кажется, да. В письмах есть какое-то затаенное предчувствие конца. Но долг, идея души толкают, зовут его в новый путь.
      На этот раз «приключение» должно было вылиться в большое по масштабу предприятие. В Венесуэле, Колумбии и Перу уже действовали партизанские отряды. Должны были начаться боевые действия в Аргентине и Боливии.
      Удача такого же «эксперимента» на Кубе вдохновляла. Казалось, что все должно удачно получиться и здесь.
      Но все сложилось по-другому.
      Из дневника за 14 августа 1967 года: «Черный день. Ночью из последних новостей узнали, что армия открыла тайник, к которому мы направлялись. Сообщены детали, не вызывающие сомнения в правдивости сообщений. Радио сообщило также, что найдены различные документы и фотографии. Нам нанесен самый сильный удар. Кто-то нас предал».
      Во время одного из боев с частями «рейнджеров» его, раненого, взяли в плен. Это происходит 8 октября 1967 года в ложбине Юро. Его увозят на вертолете в местечко Игере, помещают в здание школы, подвергают допросам. Ничего не добившись, на следующее утро в него выпускают очередь из автомата прямо в классной комнате школы.
      Врачи и журналисты, которых допускают посмотреть на его труп, свидетельствуют, что на его теле обнаружено девять пулевых ран, из них две смертельных.
      По одним заявлениям официальных властей тело искателя приключений подвергают кремации, по иным —тайному захоронению. Согласно другим слухам, его труп был увезен в американскую зону на Панамском канале.
      Но прежде чем окончательно избавиться от него, как это станет известно позже, с его лица снимут маску, отрубят, а затем заспиртуют кисти его рук. Видимо, нужны были вещественные доказательства, что убитый действительно тот, кого уже давно занесли в «черные списки». И, вероятно, доказательства эти необходимы были для предъявления в какие-то инстанции.
      Через много лет произойдет так, что и его посмертная маска, и кисти его рук, тщательно и тайно хранимые, окажутся все-таки на Кубе. И его друг скажет:
      «Вот руки, в которых он держал оружие, ведя борьбу за освобождение, руки, которыми он писал, излагал свои блестящие мысли, руки, которыми он работал... Этот человек не принадлежит нашей стране. Он принадлежит миру...»*

      * Цит. по кн.: Лаврецкий И. Эрнесто Че Гевара. - М., 1978

      Я привожу эту цитату ради последних двух фраз. Люди такого типа действительно принадлежат человечеству.
      Вот еще одна цитата:

      * Блез Паскаль. Мысли. Цит. по сб.: У истоков классической науки. - М., 1968. - С. 301-302.

      «Я не знаю, кто меня послал в мир, я не знаю, что такое мир, что такое Я. Я в ужасном и полнейшем неведении. Я не знаю, что такое мое тело, что такое мои чувства, что такое моя душа, что такое та часть моего я, которая думает то, что я говорю, которая размышляет обо всем и о самой себе и все-таки знает себя не больше, чем все остальное... Я вижу со всех сторон только бесконечности, которые заключают меня в себе, как атом; я как тень, которая продолжается только момент и никогда не возвращается...»
      Это Блез Паскаль.*
      Да, кто я, человек? И зачем я пришел в этот мир?
      История мировой мысли знает немало подобных вопросов. И даже не вопросов, а стенаний, мольбы, воплей и криков. А между тем лодка, влекомая неудержимым потоком мировой жизни, все несет и несет человека; в руках его весло, и вечна работа, и вечно желание достичь берега обетованной земли.
      Исполнится ли эта его мечта? Придет ли человечество к единению истины, добра и красоты? Станет ли это триединство фундаментом его повседневной практической деятельности?
      «Странная» жизнь «странных» людей обещает это...












Hosted by uCoz