«Венчается раб божий...» (Первый человек)

2

      Внешний мир — это лишь один из объектов познания жизни. Второй объект наблюдений — твое собственное внутреннее «я».
      Одна морская капля содержит в себе все компоненты Мирового океана. И также одно человеческое «я» может явиться источником знаний об огромном «мы» всего человечества.
      Иногда надо быть предельно откровенным. Даже если эта откровенность неприятна.
      Как бы я ни относился к словам моего старого приятеля: «Врешь! И ты такой же, и ты! Все мы одинаковы!», но в какой-то мере он, к сожалению, прав: все мы, конечно, разные, но в иные моменты своей жизни, признаюсь, я вдруг тоже ощущаю в себе присутствие этого «примыкающего» человека, готового быть если не всяким, то разным. Он не всегда находится во мне, иногда исчезает, и надолго. Во мне появляются свойства людей другого человеческого типа с совершенно иными постулатами нравственности, «примыкающий» человек прячется где-то за ними, становится незаметным. Он словно тает, растворяется, но наступает какая-то минута (не обязательно решающая, «роковая», подчас самая обыкновенная, будничная) — и вдруг он будто показывает свое лицо. Для чего я все это говорю? Размышляя о человеке такого типа, я хочу сказать, что основываюсь не только на наблюдениях над другими людьми, но и над самим собой.
      Будем считать так, дабы никому из читателей не было обидно и дабы исчезла потенциальная угроза покушения на истину.
      Да и дело пока не в том, кто есть кто конкретно. Вопроса о том, что представляет собой каждый конкретный человек, я коснусь обязательно. Но позже. Сейчас же мысль еще не исчерпала себя в анализе социальной характеристики человека микромира.
      Любопытно, каким бывает «пластилиновый» человек, когда становится участником массовых, коллективных действий своей эпохи!
      У Бертольда Брехта в пьесе «Что тот солдат, что этот» есть такой интересный диалог:
      — А что он скажет, если мы его превратим в солдата Джерайса Джипу? — говорит один из персонажей.
      — Такие, как он, сами превращаются во все, что нужно. Брось его в пруд, и увидишь — через два дня между пальцев у него вырастут плавательные перепонки*.

      * Брехт Б. Театр: Пьесы. статьи. Высказывания: В 5 т. - М., 1963. - Т1. - С.95.

      Действительно вырастут, у человека микромира есть только одно измерение — выгода. И одна потрясающая способность — к выживанию в любой среде. В том числе и в любой социальной «воде».
      Иным этот человек, являющийся в социальном плане всегда оттиском с матрицы той или иной ситуации, собственно, быть и не может. Для него принципиально нет ничего святого в мире,— это мы видели на примерах Васильева, Воропаева, Рашидова, легко поступавшихся интересами общества,— а дорого только собственное физическое существование. Именно поэтому первый человек —верноподданный всех религий и идеологий, любых верований и мод. Невероятная пластичность духа, способность к мгновенным изменениям «знака», пожалуй, и составляют его истинное «я».
      Кто из нас, живущих в XXI веке, не присматривался к внутри- и внешнеполитической жизни мира. Она в наше время очень стремительна.
      И когда начинаешь анализировать великие и малые события мировой жизни, вот какая мысль приходит в голову: сколь быстры изменения «человеческой породы» в наше время. Вспомним резкую фашизацию германского духа, произошедшую в 30-е годы XX столетия, странный по жестокости кампучийский феномен 70-х годов времен правления Пол Пота, милитаризацию и шовинизацию американского сознания, отмечавшуюся с середины столетия.
      Что стоит за этими изменениями сознания человека?
      Конечно, экономисты найдут целый веер экономических причин; политики, естественно, отыщут политическую мотивировку событий. Все правильно. Но я писатель, и мой удел искать и психологические обоснования. Так вот, не с бытием ли в мире маленького, эгоистического, «пластилинового» человека, не с его ли способностью быть «всяким» и связаны чрезвычайно быстрые изменения «человеческой породы», которые порой демонстрирует и XX, и XXI века?
      Описываемый тип человека в социальном плане весьма изменчив. Он может, повторяю, самым активным образом служить и добру. Но, склеившись в массу, оказавшись в руках иных политических авантюристов, он способен вдруг очень агрессивно начать строить здание вселенского зла.
      Вот монолог Гитлера из документальной книги Германа Раушнинга «Голос разрушения», изданной в 1940 году: «...Минимально, что мы можем сделать,— это предотвратить поднятие чужеземной крови в теле нашей нации...
      Мы обязаны истреблять население, это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения. Если меня спросят, что я подразумеваю под истреблением населения, я отвечу, что я имею в виду уничтожение целых расовых единиц»*.

      * Цит. по кн.: Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. - М., 1952. - С.493.

      Это, так сказать, теория зла. Идея зла, откровенно высказанная его верховным служителем.
      А вот несколько более поздняя по времени практика воплощения этой идеи в жизнь.
      Передо мной на столе документы Нюрнбергского судебного процесса: выдержки из протоколов допросов, показания свидетелей, приказы и оперативные директивы, стенограммы различных совещаний, бесед, выписки из дневниковых записей и частных писем. Кстати, жаль, что сборники этих документов стали уже ныне библиографической редкостью. Их, мне кажется, надо бы переиздавать чаще, дабы никогда не исчезала память о том, что было, и о том, каким может быть человек. Каким он бывает.
      Приведу показания свидетеля Д.Манусевича [Документ СССР—6-в/8]:
      «...Кроме расстрелов, в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочку. Таким образом человек замерзал.
      Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами — 1 метр 20 сантиметров, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забросить, человека избивали до полусмерти. Вешали человека за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Этим больше всего занимались гестаповцы Гейне, Миллер, Блюм, начальник лагеря Вильаус и другие, фамилии которых не могу припомнить... Возле кухни во время получения кофе палач Хайне подходил к первому, который стоял в очереди, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал. Таким же порядком он расстреливал несколько человек, а потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его: «Почему ты стоишь последним?» и расстреливал его»*.

      * Там же. С. 496-497.

      Иной эстет может, конечно, поморщиться: в жизни, мол, есть жестокость, но зачем тащить ее, к тому же во всем безобразии, на страницы книг? К этому мнению может присоединиться и иной ревнитель нравственности: надо, мол, воспитывать людей на хороших, положительных примерах. К чему акцентировать внимание на негативных явлениях человеческой жизни? Наконец, может выразить свое законное возмущение и иной «инженер человеческих душ». Все эти упражнения «эсэсовского порядка», скажет он,— область психопатологии, к тому же из далекого прошлого. А относятся ли они к теме разговора? К психологии нормального человека?
      Я не сторонник розового оптимизма, я — за оптимизм, включающий в себя все цвета спектра. Поэтому не будем морщиться, прямо взглянем в лицо реальности, даже если это трудно сделать. Не будем пугаться и реакции ревнивых охранителей «душевного благополучия». Победа добра над злом или хотя бы баланс сил добра и зла осуществляются в мире не потому, что на зло не обращают внимания, что его оставляют в тени, добро одерживает победу только в том случае, если за него борются. А можно ли успешно бороться с противником, не зная его, отвечая на удары игрой и жеманством?
      Резня, устроенная фалангистами и израильскими спецслужбами в лагерях палестинских беженцев в Ливане в 1984 году, когда поголовно были вырезаны, скошены автоматным огнем сотни стариков, женщин, детей, мужчин; зверства в Афганистане и Чечне: взрывы школ и мечетей, отравления колодцев, расстрелы пассажиров, едущих в автобусах; центральный стадион в столице Чили, превращенный в 1973 году в гигантскую камеру пыток; охота за людьми в оккупированной американским корпусом морской пехоты маленькой островной Гренаде; три миллиона повешенных, удавленных, забитых до смерти полпотовцами в Камбодже; кровь на улицах Ольстера; «операции по чистке» в Сальвадоре, в результате которых было уничтожено население целых деревень; изуверские убийства людей в Фергане, Сумгаите, Нагорном Карабахе; американские и натовские бомбежки Ирака, Югославии, Афганистана...— все это реальная политическая действительность конца XX и начала XXI столетий и, не будем забывать, дело рук «нормального» человека. А перечислена лишь малая доля того, что стало реальностью жизни последних десятилетий. Особая строка — миллионы репрессированных в годы просионизированного большевистского режима в России, миллионы —в годы аналогичного по характеру режима в Китае.
      Когда слышишь о подобных акциях геноцида, проводимых одним человеком по отношению к другому человеку, то думаешь не только о жертвах, но и об исполнителях этих акций. Кто он, этот человек, вешающий, расстреливающий, пытающий на Земле, которая является родиной каждого?
      Свидетель Д.Манусевич в своих показаниях, зачитанных на Нюрнбергском процессе, упомянул имена начальника лагеря Вильауса (по другим данным, Вильгауза), а также неких Гейне, Миллера, Блюма. Кто все эти люди?
      Относительно того же Вильауса, или Вильгауза, есть еще сведения из других источников.
      «...Ради спорта и удовольствия жены и дочери он систематически стрелял из автомата с балкона канцелярии лагеря в заключенных, работавших в мастерских, потом передавал автомат своей жене, и она также стреляла. Иногда, чтобы доставить удовольствие своей девятилетней дочери, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух двух-четырехлетних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: «Папа, еще, папа, еще раз», и он стрелял»*.

      * Нюрнбергский процесс... - С. 497.

      Такой будничной и вместе с тем совершенно фантастической в своей жестокости картины не создаст даже самое изощренное художественное воображение.
      Проще простого, конечно, отмахнуться от всего этого, посчитав подобные проявления античеловечности за какую-то аномалию. Но отмахнуться невозможно: таких, как Вильаус, в Германии времен Гитлера были миллионы.
      Вильаусы рьяно молились тогда человеконенавистнической доктрине «о ничтожности и маловажности индивидуального человеческого существования» и делом утверждали ее.
      Вот еще один документ — показания обер-ефрейтора вермахта Лекурта, данные им на судебном заседании одного из военных трибуналов 29 октября 1944 года.
      Микрочеловек говорит здесь о своей «работе»:
      «...Я занимался в свободное от работы время, ради своего интереса, расстрелом военнопленных бойцов Красной Армии и мирных граждан вместе с солдатами. Мной делались отметки в особой книге, сколько я расстрелял военнопленных и мирных граждан. Часть, в которой я проходил службу, находилась в районе города Минска. Около нас в деревне Могалицы был лагерь военнопленных.
      В сентябре-октябре 1941 года я с обер-ефрейтором Квальфельдом ходили в лагерь военнопленных и расстреливали их ради своего удовольствия. Таким образом нами было расстреляно в этом лагере 577 человек военнопленных. Лично я в это время расстрелял 260 человек военнопленных...
      Кроме расстрела военнопленных я еще занимался расстрелом партизан, мирных граждан и сжигал дома вместе с населением...
      Всего мною лично было расстреляно 1200 человек...
      Германское командование всячески поощряло расстрелы и убийства советских граждан. За хорошую работу и службу в немецкой армии, выразившуюся в том, что я расстреливал военнопленных и советских граждан, мне досрочно — 1 ноября 1941 года присвоили очередное звание обер-ефрейтора, которое мне должны были присвоить 1 ноября 1942 года, и наградили «Восточной медалью...».

      * Нюрнбергский процесс... - С.512-513.

      Как отнестись к этому монологу убийцы? Если бы он был каким-то патологическим маньяком... Но нет, перед нами обыкновенный человек, признанный вменяемым. Это монолог одного из людей.
      Удивительно, но Лекурт даже простодушен и предельно искренен в своих объяснениях. Ему просто очень хотелось как можно скорее получить звание обер-ефрейтора и хотелось, чтобы на груди стала звякать медалька, и потому новую лычку в погонах и бронзовый кругляшок он старательно зарабатывал добровольным участием в расстрелах.
      Что такое тысяча двести «чужих» человеческих душ по сравнению со «своей» лычкой?
      Гений Достоевского помогает нам разобраться в странной, темной душе Раскольникова.
      Деньги убитой старухи-процентщицы (и нечаянно убитой невинной Елизаветы) Раскольников хотел пустить в «благородное дело». Желая узнать, «вошь» он или «человек», и переступив роковую черту, он вступил на мучительный путь самоказни. Оказалось, что даже ради райских химер будущего общечеловеческого счастья он не может переступить через человека, не может вынести тяжести пролитой крови. Но чей гений поможет понять душу человека, способного, не испытывая даже малейших угрызений совести, ради какой-то ничтожной ефрейторской лычки на своем погоне расстрелять, сжечь, превратить в пепел тысячи людей?
      В документах, представленных Нюрнбергскому суду французской делегацией, имелся протокол допроса бывшего начальника лагерей в Нацвайлере (Эльзас) и Берген-Бельзене некоего Крамера, который в Нацвайлере лично отравил с помощью газа 80 человек.
      На вопрос: «Что бы вы сделали, если бы не все умерли?» — он ответил: «Я постарался бы вновь отравить их, добавив в камеру еще одну порцию газа. Я не испытывал никакого волнения, совершая эти действия, так как я получил приказ казнить 80 заключенных тем способом, о котором я вам сообщил. Впрочем, меня воспитали таким»*.

      * См. Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. - М., 1951. - Т.2 - С.192.

      Бывший счетовод из Аугсбурга, ставший убийцей «по приказу» и не испытывавший при этом никакого волнения,— вот она, классическая, типичная фигура человека, живущего в микромире своих страстей и частных, эгоистических интересов. Его «пластилиновая», «примыкающая» душа, наделенная только инстинктом выживания, способна принять любую форму, воспринять любой цвет.
      История «грехопадения» счетовода Крамера символизирует собой и историю «грехопадения» по приказу Гитлера миллионов людей в Германии в 30-е и 40-е годы ХХ столетия.
      В самом деле, то, что произошло с Германией в 30—40-х годах, нуждается в изучении: ведь там были сильны социалистические настроения, партии, за которыми стояли миллионы людей, занимали в рейхстаге прочные позиции; конечно, были опасные сигналы, но казалось, ничто не предвещало столь катастрофических перемен. И вдруг за считанные годы страна высочайшей культуры приняла коричневую окраску. Потом коричневый цвет выплеснулся за границы страны, стал расползаться по карте Европы.
      Об этом, видимо, не раз мучительно размышлял, ожидая казни в берлинской тюрьме, Муса Джалиль. Вот его стихотворение «В стране Алман», помеченное декабрем 1943 года:

Здесь ли родился великий Маркс
И Шиллер, бунтуя, стихи писал?
Здесь немец бросил в лицо мне: «Раб!» —
И руки мне за спиной связал.
Здесь ли валами вздымал Рот-Фронт
Алых знамен бурлящую новь?
Я сын Клары Цеткин. Скажи, за что
Меня здесь в застенке избили в кровь?
Иной я видел эту страну,
Когда стремился Гете постичь.
Скажи, почему в ее залах смолк
Симфоний бетховенских смелый клич?
Как брата, я вольного Гейне любил,
И вот, закованный в кандалы,
В тюрьме, где томились Роза и Карл,
Я тычусь в каменные углы.
Страна, ты ушла в кровавый туман,
Гасящий солнечные лучи.
Я вижу только темный подвал,
Где Тельмана мучили палачи.
И буду я, как Роза и Карл,
Когда совсем придет темнота,
Избитый, выведен из тюрьмы,
Застрелен и брошен в воду с моста.
Где же ты, гордая молодежь?
Сам Маркс тебе указывал цель,
А Гейне видел тебя в мечтах
Неукротимой, как лучник Телль!
Кто из вас Тельмана ученик?
Кто из вас Цеткин отважный внук?
Слушай свободы стальной язык:
Сорвите наручники с наших рук!