Я

Роман-воспоминание

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

IV

      Он не прислал открытки из Индии. И не пришлет.
      Не смог Бахметьев добраться в тот августовский вечер не только до спасительной Индии, но и до дома Нины Араповой, чтобы попрощаться с ней и в первый и последний раз сказать ей о своей любви.
      На следующий день в полдень женщина прибежала ко мне в безумной тревоге. Оказывается, они так и не увиделись. Их любовный роман не достиг высшей физической и духовной точки. Оборвался на последнем взлете.
      В тот час, когда мы с Ниной Араповой разговаривали, Бахметьев был уже мертв. Но мы еще тогда ничего не знали об этом, переполненные волнением и страхом.
      Мы узнали о его гибели на третий день из городской криминальной хроники. В числе других происшествий газеты сообщили о найденном под железнодорожным мостом на Кировской дамбе трупе человека, несколько месяцев назад освободившегося из мест заключения и забитого до смерти железными прутьями. Тут же сообщалось, что известны имена двух подозреваемых в его убийстве и ведется их розыск.
      Фамилия погибшего в криминальной хронике не приводилась, но что-то сразу же подсказало нам, что речь идет именно о Бахметьеве. Мы бросились в отделение милиции, потом в морг и опознали его.
      Не буду описывать рыданий Нины Араповой, ее безумного горя, когда она стояла на коленях перед обезображенным трупом Бахметьева. Мне с трудом удалось увести ее из морга.
      Вряд ли смерть была случайной. Любопытным мне показалось и то, что в этих же номерах газет, в которых была опубликована криминальная хроника, на четвертой полосе внизу справа был помещен и некролог, в котором никому неведомая компания «Росинвестпол» выражала соболезнования в связи с трагической смертью в автомобильной катастрофе некоего Бориса Кухарского.
      Обе смерти были зашифрованы. Одна — под убийство в целях ограбления или послелагерной разборки. Вторая — под автокатастрофу.
      Но кто имел ключ к расшифровке событий, предшествующих этим смертям? Возможно, истинную подоплеку происшедшего знал только один я. Да еще, конечно, те люди или те непонятные, неведомые мне, загадочные силы, которые на этот раз были зашифрованы под ничего не значащей аббревиатурой «Росинвестпол».
      В стране наступило время господства символов. Это была пора, когда в стране ломали через колено все ранее созданное, уничтожали промышленность.Нагло поднимал голову криминал.На улицах часто постреливали. Убивали людей каждый день. Их расстреливали в подъездах собственных домов, в квартирах, на уличных перекрестках, в машинах, на дачных участках. Газеты сообщили и о совсем невероятном случае, когда двое молодых парней были повешены на суку тополя прямо перед окнами одной из районных прокуратур.
      Смерть все чаще носила обрядово-символический характер. Подчас внимательный, чуткий глаз мог разглядеть и войну символов.
      Заподозрив, что дом начинен подслушивающей аппаратурой, я пригласил своего близкого знакомого, физика по специальности. Он пришел с приборами, долго молча колдовал над ними, кропотливо обшаривая каждый квадратный метр кабинета, кухни и двух других комнат, и точно установил места заложения подслушивающих устройств — они находились в настольной лампе, телевизоре, в телефонном аппарате, электродвигателе холодильника. Вынимать их из гнезд было нецелесообразно. Это означало бы полностью дешифровать себя. Поэтому убирать мы с моим приятелем ничего не стали, но я принял меры предосторожности.
      Проанализировав все, о чем мы говорили с Бахметьевым и что могло быть зафиксировано на магнитной ленте, я в тот же вечер в несколько приемов спрятал в достаточно надежном месте у своих друзей все бумаги Бахметьева, а также основные рукописи своего романа о нем. Правда, кое-что на случай возможного негласного обыска я оставил. Для поживы непрошеным гостям. В качестве успокоительного средства. Но это был безобидный мусор. Ничего существенного в оставшемся материале не было.
      Как оказалось, предпринял я эти усилия исключительно вовремя.
      На следующий день, оставив кое-где волоски, ниточки, кусочки грязи и точно записав на листке бумаги места их расположения, я ушел надолго по делам,— нужно было хлопотать о выдаче трупа Бахметьева для похорон.
      Вернувшись поздно вечером, я обнаружил, что в доме кто-то был и у меня, видимо, производился обыск. Мои волоски и ниточки были сдвинуты, а порой и просто отсутствовали. Почему-то меня это обстоятельство обрадовало. Был резон похвалить себя за предусмотрительность. Приятным было и то, что подслушивающая аппаратура была снята во всех местах ее заложения. Я, вероятно, не представлял интереса для «Росинвестпола», и это было тоже довольно приятно. Я вдруг почувствовал себя свободным. В квартире не было ни чужого глаза, ни уха.
      Неприятным, однако, было то, что почему-то чинились ничем не объяснимые препятствия к выдаче тела Бахметьева для похорон. В этот день мне ничего не удалось сделать, но я не был обескуражен, понимая тайные причины этого. Пришлось приложить немало стараний, дипломатии и всю силу своего влияния в городе, чтобы получить наконец разрешение на его похороны.
      Похороны состоялись через две недели после гибели Бахметьева. На похоронах присутствовали я, Нина Арапова и его старые друзья шестидесятых годов. Мы все были немолоды, и проблема заключалась в том, как донести гроб с телом до могилы. Но кое-кто из старых знакомых пригласил на похороны своих сыновей, зятьев, и все было сделано как нужно.
      Гроб с телом Бахметьева нашел успокоение на Арском кладбище рядом с могилой Гюльназ у семи старых высоких лип. Красил ограду Бахметьев не зря. Теперь она служила им обоим.
      Пришла осень с ее бесконечными дождями и ветрами, а затем долгая снежная зима.
      Иногда мне звонила Нина Арапова, и мы подолгу разговаривали по телефону. Она говорила, что каждую неделю бывает на кладбище.
      Расследование уголовного дела продвигалось медленно — с какими-то замираниями и непонятными перерывами. Раза три я ходил на нудно-назойливые допросы в райотдел милиции и в прокуратуру. Меня вызывали в качестве свидетеля.
      Грянули майские грозы, буйно взорвалась листвой теплая весна, когда наконец я получил повестку с приглашением явиться в суд.
      Накануне прибежала Нина Арапова:
      — У следователя версия, что убийство произошло в целях ограбления! Вы верите в это, Диас Назихович? Верите?!
      — Ниночка, милая! Наша задача — записать весь процесс на диктофон. Не пропустить ничего! И — никаких эмоций, никаких слез!
      — Да-да! Никаких эмоций,— повторяла женщина, вытирая слезы, которые все текли и текли по ее лицу.