АСТРАЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ

      Для уведомления многоуважаемых читателей романа в этой главе приведу письма Марии Руслану Ремизову, написанные ею в девяностые годы. Вот их тексты дословно:

      Поэт, здравствуй!
      Знаешь, я пишу эти строки и смотрю на твою фотографию в книге. И чувство, ощущение, желание просто какое-то объемное, глубокое — снова услышать твой голос.
      Руслан — тонкий, желтоглазый, обидчивый, нетерпеливый, страстный. Ботинки, брюки, куртка, клетчатая сорочка, очки на носу, умный взгляд. Ты, нынешний, закрываешь собой того мальчика-путешественника, который заглядывал ко мне во время своих странствий.
      Пишу на первом порыве и тебе, нынешнему, и тому мальчику. Пишу и дай Бог, чтобы отправила письмо. Ведь это очень странно и страшно — писать тебе через тридцать семь лет. Или через двадцать. Одно письмо я отправляла тебе двадцать лет назад. Тревожно мне, беспокойно. Как будто стою перед бездной. Страшно.
      Конечно, вспоминала я тебя в эти годы. Чаще, реже —поводы были разные. Вдруг разговорилась с нашим начальником ОТК Евгением Кулыком, а он, оказывается,—бывший геолог. В шестидесятые годы бродил по Горной Шории, как и ты. Или мой Толя — он умер два года назад от рака — прочтет что-нибудь про тебя в газете (я-то газеты читала меньше) и устроит мне сцену ревности. Я много знаю о тебе. Твою жену зовут Айгуль, а дочек —Яна и Лиля. Ты упоминал об этом в письмах. Я их все сохранила. Бережно хранятся у меня и четыре твоих книги. Я знакома с твоими пьесами, я читала твои рассказы и повести.
      Да, Руслан, милый, поимей охоту, сходи в библиотеку и полистай подшивку “Рабочей трибуны”. Я — Стрелец, ты — Рак. Посмотри эту газету — за 15 марта, там гороскоп на неделю. Взгляни, какой гороскоп для Стрельца опубликован там: “Встреча с другом юности принесет вам волнение и радость”. И в самом деле — волнение и радость. Удивительно!
      Удивительно и то, что я, волевая женщина, так многому в себе способная сказать: “Зась!” (непереводимое в точности украинское слово: нет, все, довольно, хватит, перестань), и не думала, что у меня еще сохранилась душа, что в ней — ты, и тебя там так много! Как будто из старого русского сундука беру переживания и ощущения слой за слоем. И все отчетливо, до мельчайших подробностей, поднимается со дна памяти. Несколько наших встреч —так их было мало в жизни, но, оказывается, так много они в себе содержат! Словом, “распустила” я себя, расслабила волю — ты быстро стал для меня наркотиком. Все из рук валится. Даже субботней уборки не могу сделать.
      Но какой удивительный голос услышала я вчера по телефону! Возможно, я уже “прокручивала” варианты твоего звонка, представляла, что ты вдруг позвонишь. Но когда твой голос возник из тридцатисемилетней пустоты, это было так неожиданно, так внезапно.
      Я только что вышла из ванной. И вот иду с большой белой кружкой горячего крепкого чая, сажусь у окна к журнальному столику перед телевизором. Ужасно хочу попить чаю. За большим столом справа от меня сидят Даша с подружкой (давно не виделись, Даша только утром приехала из Бровар с Катей), пьют кофе, смеются. Дети — моя внучка Катенька, сынок и дочка подруги Даши — облюбовали пол, едят там клубнику, играют. Всюду — рассыпанные игрушки, беспорядок, хаос. Полуторагодовалый Саша задевает за салфетку, летит на пол моя большая кружка чаю, шум, крик, гам. Я иду на кухню за тряпкой, за полотенцем, вытираю столик — и здесь звонит телефон. И я каким-то шестым чувством ощущаю: это ты. Катя берет трубку, громко кричит: “Бабуля, тебя!” Я еле пробираюсь сквозь развал игрушек, беру телефонную трубку, и кровь бросается мне в голову, в лицо. На другом конце провода, за тысячи километров — действительно ты.
      Ты узнал номер телефона в справочном бюро, да?
      Было очень плохо слышно тебя — дети кричали, гремели игрушками, громко разговаривали Дарья с Викой. А я вслушивалась в твой голос и удивлялась, что ты протягиваешь гласные в словах. Так протягивают их все мои родственники с Волги. Какое это было наслаждение —услышать голос своей молодости.
      Руслан, я слепая и сумасшедшая. На столике у меня в спальной прямо над моей тахтой стоят в синей большой вазе семь пионов, которые я сегодня хотела выбросить,—отцвели и выцвели, бедные. А сейчас подняла голову — я пишу это письмо полулежа — и вижу: у бело-чайно-розового пиона расцвела детка, один из двух боковых бутонов. Нежный, белый, с красными крапочками, пион в миниатюре с чудесным запахом. Может быть, так сейчас расцвела и моя душа? И даже не душа, а какая-то детка этой души?
      Сейчас иду за хлебом, потом — на телеграф. Если у них есть “иностранные” конверты (подумать только —ты за границей!), то отправлю тебе и детку пиона. В нем — моя душа”.

      Художник, здравствуй! Знаешь, не могу писать только тебе.
      Милая, родная Айгуль! Вы позволите мне обратиться и к Вам? Пожалуйста!
      Как странно — почти всю свою взрослую жизнь я испытывала непроходящее чувство вины перед Русланом. Теперь испытываю это чувство и перед, вами, Айгуль.
      Наверное, все эти десятилетия Вам было очень нелегко. Наверное, были дни, когда Руслан хотел что-то объяснить мне, как-то напомнить о себе, что-то от меня услышать. Как бы убедительнее сказать о том, чтобы все это Вас не тревожило? Скажу словами персонажа одной из его пьес: “То, что делает человек, в большей части предписано пониманием им своей роли”. Примерно такова и моя линия жизни. Хотела я порой откликнуться на его письма или нет, но знак запрета я чувствовала всегда. Сейчас не за горами старость. Моральные запреты снимаются, они заменяются биологическими. Нет, никогда не хотела я “разрушения”. Не хочу его и теперь. Да и сам Руслан, мне кажется, никогда не думал, что я могу что-то разрушить в его жизни.
      Айгуль, милая, пусть успокоится Ваше сердце. Я друг Руслана и я хотела бы стать и Вашим другом. Я никогда не причиню Вам никакой обиды и зла. Ни в чем.
      Ах, если бы можно было записывать мысли. Вы бы прочитали мои мысли, и мы бы, уверена, сразу же подружились. Вот пишу, как будто осторожно выбираю слова, но так боюсь нечаянным неточным прикосновением сделать больно. Пожалуйста, извините меня, если о чем-то я выразилась не так, как нужно было бы выразиться.
      Вы оба заслужили право на счастье, и пусть, как всегда, в Вашей семье царят мир, покой, блаженство. Я же признательна Вам за то, что Вы меня “распрямили”, взбодрили. В самом деле, впервые после смерти мужа я будто лучше стала видеть окружающее. У меня прибавилось сил.
      Читаю, Руслан, твою последнюю философскую книгу. Читаю и все внутри меня чуть подрагивает от волнения, грусти, печали. Еще до сегодняшнего дня я думала, что мы хоть чуть-чуть, но можем говорить с тобой на равных, а теперь кажется, что мы — люди, рожденные на разных планетах. Конечно, объяснение находится: я простая, обыкновенная женщина, которая никогда и не тщилась покорить небесные сферы. Но, Господи, откуда в тебе все это и сколько в тебе этого!
      Знаешь, где-то в 1983 году я надумала заказать в казанском магазине “Книга — почтой” все твои книги. В письме я попросила директора магазина не ссылаться на меня, но постараться получить автографы у писателя, а главное, чтобы он написал, что он думает о героях своих книг и как относится к религии, к Богу? Я с нетерпением ждала бандероль с книгами в течение полугода, но никто не ответил на письмо. И вот теперь я читаю у тебя о твоем Сверхбоге. Ты такой, видимо, наособицу человек, что и Бога-то выдумал себе отдельного — ни христианского, ни мусульманского, ни иудейского или индийского тебе не нужно. И я только теперь начинаю понимать горький и страшный смысл, заложенный тобой в понятие “финишная прямая”. И тревога, боль входят в меня. Как хочется мне взять тебя, как птенца, выпавшего из гнезда, в левую руку, а правой закрыть от всех возможных напастей, оставив свободным только клюв. И хочется еще крикнуть: “Ну, зачем тебе это нужно? Зачем тебе этого столько нужно?” Я помню, как еще в 1989 году, когда шла кампания по выборам в народные депутаты, мой Толя подсовывал мне статьи (к этому времени он был, по-моему, уже на твоей стороне) в “Известиях”, “Комсомолке”, “Рабочей трибуне” с нападками на тебя. И я еще тогда подумала: зачем это ему нужно? Ты, Руслан, замахиваешься на непомерное. Был обыкновенный мальчик с романтическими наклонностями, а за тридцать семь лет трансформировался в кого-то необыкновенного. Кто же ты теперь на Земле?
      Наверное, у нас, на Западной Украине, тебе пришлось бы еще горше. Здесь Советская власть была почти на тридцать лет короче. И здесь сильнее вера в Христа. Хотя тоже есть острое разделение — на римокатоликов, грекокатоликов, православных Украинской автокефальной Церкви, русско-православных с подчинением московскому патриархату, баптистов-евангелистов и свидетелей Иеговы. В селах происходят ужасные битвы, и физические тоже, за владение церквами между римо- и грекокатоликами.
      Какой смысл моего монолога? А смысл такой — читай, Руслан, пожалуйста, иногда третьеразрядные детективы, а то от такого напряжения, какое присутствует в твоей последней книге, клеммы не выдержат. Я это говорю тебе как “технарь”, как инженер.
      Странно, пишу в ваш дом, в вашу семью. Или к тебе, Руслан, как к писателю, пишут разные люди? И домой тоже? И вы оба к этому уже привыкли?
      Позавчера по телефону ты сказал: “Может, я к тебе приеду”. А возможно, фраза звучала так: “Можно, я к тебе приеду?” Я не расслышала и не переспросила, ответив только: “Приезжайте с Айгуль вместе”. Ты произнес: “Это нереально. Не с кем оставить мать. Дети и внуки тоже под нашим присмотром. Да и на двоих нужно много денег”. Но, Руслан, обдумай все хорошенько. Я не испугаю тебя и не обижу — прошло почти четыре десятка лет, исчезли резкость, несдержанность юности, обнаружились доброта, выверенность поступков. Но что тебе даст реальная встреча со мной? Я самая обыкновенная женщина, каких ты видишь каждый день, стоит только выглянуть на улицу. Ты не боишься разочарования? Два последних тяжелых года после ухода Толи резко отпечатались на лице и на всем моем облике. В волосах появилась седина. От детства и юности остались, пожалуй, резкость и прямота характера. Я не то что страшусь встречи с тобой (я уже ничего не боюсь, наверное, кроме нездоровья детей), но пойми: есть вещи, которые меня, естественно, смущают. Давай встретимся летом следующего года в Москве, когда я поеду в Самару? Я не могу отказать тебе в твоем желании увидеть меня, но обдумай все хорошенько.
      Конечно, самый лучший вариант — если бы вы приехали вместе. Ах, как мне хочется поговорить с Вами, милая Айгуль. И это естественно — наши жизни так необыкновенно, необъяснимо переплелись. Я почти каждый день разговариваю с Вами. Оправдываюсь, объясняюсь —это понятно. Возможно, и Вам есть что сказать мне или спросить?! Может быть, Вы тоже мысленно разговариваете со мной? Эти пересечения, переплетения наших аур, полюсов Руслан, конечно, чувствует сердцем, головой, а возможно, и физически.
      Когда сорвало плотину моей самодисциплины, я написала тебе, Руслан, что все эти годы ты у меня был уложен, спрятан глубоко в душу! Разницу между душой и сердцем ты, наверное, знаешь?
      Вчера позвонила из Бровар Даша, завтра они будут у меня дома. Нужно что-то испечь, приготовить что-нибудь вкусное к их приезду. Первый день отпуска. Опять дождь”.