САД

      Повесть эта, как заметил, наверное, читатель, строится из сора обыденнейших ситуаций, действительность взята в ней банальная, уличная, но, с другой стороны, где в этом мире, как не в быту, порой с наибольшей резкостью проявляется фантасмагорическое начало жизни? Быт, по убеждению автора,— вещь в высшей степени сверхреальная во всех своих пунктах и одновременно явление до невозможности фантастическое. Правдоподобие с неправдоподобием часто гуляют здесь рука об руку. В самом деле, разве не фантастичны и вместе с тем не предельно правдоподобны были последующие события?
      На следующий день, после работы, Магфур опять был на пустыре. Опять копал землю, снова сажал деревья. И древняя Мигри, сидя на табурете в пальто и в валенках с галошами, снова смотрела на мир вокруг себя блеклыми, как у совы, глазами.
      — Ходят, говорят. А чего говорить? Кто идет прямым путем, тот для всех идет. Кто заблуждается, тот во вред себе заблуждается. Ходят, говорят...
      — Ничего, мать! — вытирая со лба пот тыльной стороной ладони и делая себе короткую передышку, улыбался Магфур.— И земля будет зеленой, и дураков станет поменьше. Может, и смысл здесь зарыт? Глядишь, и выкопаю его, а? Я ведь знаешь когда первую яблоню в землю воткнул? На войне. Самый настоящий ад был, горело все. А старик землю копал. Дом его горел, а он сад, огнем выкорчеванный, заново сажал. На Украине, когда последнюю яблоню посадил, его и убило... А для меня она первой была.— Мигри молчала.— Тогда я истину узнал. Не догадывался только сначала, что истина. Спишь? Ну, дремли, дремли, старая, а я вот буду сажать. Кто-то ломает, кто-то сажает,— бормотал он про себя.— На этом уж целую вечность мир стоит.
      Здесь-то вот и появился снова неизвестный. Весьма странное и донельзя ничтожное лицо. В какой-то серой-пресерой одежде.
      Кто он, автор решительно не знает. Возможно, это был житель одного из соседних домов или прораб из какого-нибудь СМУ или СУ — строек так много повсюду, а возможно, какой-то недалекий работник коммунальной службы, а то просто даже и помешанный, которому до всего есть дело; а может быть — жизнь настолько фантастична, что я подчас готов вообразить и невообразимое, даже какая-то своеобразная эманация людских пороков, сконденсировавшаяся в образе человекоподобного существа. Кто знает, я материалист, но, честно говоря, допускаю даже и такой вариант: а не был ли это какой-нибудь завалявшийся в закоулках бесконечной материи Черт, разуверившийся в силе своих бесчисленных подручных (вспомним женщину, человечка с галстуком, Амира), и теперь уже сам, собственной персоной, вышедший на борьбу с героем.
      Не обращая внимания ни на Мигри, ни на Магфура, этот Неизвестный вдруг заявил:
      — Так! Копать будем здесь. Здесь будет большая яма.
      Держа в руках лопату, Магфур подошел к пришельцу поближе.
      — Какая яма? Для чего яма?
      — Яма для ямы,— деловито бросил незнакомец.— С дырой.
      — С какой еще дырой?!
      — Туда...
      — Куда... туда?!
      — Здесь будет большая яма. Прошу разойтись! Освободите территорию!
      Нервы, что ли, не выдержали у Магфура, а может, он что-то почувствовал, но он вдруг поднял лопату:
      — Никакой ямы, дыры... Здесь вырастет сад! Сад здесь поднимется! И это говорю я. Я это говорю!
      — Здесь будет яма! — кричал Неизвестный.
      — Сад здесь будет! Сад! — кричал Магфур.
      — Пупок... Хорошие пупки нужны...— глядя куда-то вдаль, тихо бормотала про себя древняя Мигри.

1968